- Я думала, выпущу ее до десяти, но похоже на то, что выйдет она только около трех дня. Это будет первый чрезвычайный выпуск «Демократа» с того времени, как наша Престил как-то разлилась втрое в ширину.
- Проблемы с печатью?
- Да нет, пока жив мой генератор. Просто я хочу сходить в бакалею, посмотреть, не собралась ли там толпа. Если да, то добавить об этом в репортаже. Пит Фримэн уже должен там снимать.
Барби не понравилось это слово - толпа.
- Господи, я надеюсь, люди будут вести себя пристойно.
- Будут. Это же, в конце концов, Милл, а не Нью-Йорк.
Барби не был уверен, что есть существенное различие между загнанными в угол полевыми и городскими мышами, но промолчал. Она лучше его знала местный люд.
И Джулия, словно прочитав его мысли, произнесла:
- Конечно, я могу ошибаться. Вот потому и послала Пита. - Она оглянулась вокруг. За стойкой сидело ещё несколько мужчин, доедая свою яичницу, допивали кофе, и, конечно, за столом в уголке - «лясоточильнике» на жаргоне янки - ярые старики пережевывали события, которые случились, и дискутировали о том, что может случиться в дальнейшем. Впрочем, в центре ресторана остались только она и Барби.
- Должна сказать вам пару слов, - произнесла она шепотом. - Перестаньте нависать, как Кельнер Уилли[132], и сядьте.
Барби послушно сел, налив кофе и себе. Ему достались остатки с донышка кофейника, и на вкус они были, как солярка… однако же, конечно, именно на донышке и сосредотачиваются главные силы кофеинового воинства.
Джулия засунула руку в карман платья, вытянула мобильный и толкнула телефон по столешнице в его сторону.
- Ваш полковник Кокс вновь звонил в семь часов утра. Думаю, он тоже не очень выспался в эту ночь. Попросил меня передать вам это. Он не знает, что у вас есть собственный.
Барби не пошевелился, чтобы взять телефон.
- Если он уже ждет доклада, то серьезно ошибается в моих возможностях.
- Он этого не говорил. Сказал, что ему надо с вами поговорить, и что он хочет иметь с вами постоянную связь.
Это склонило Барби к принятию решения. Он оттолкнул от себя телефон в ее сторону. Она отнюдь не удивилась.
- Еще он сказал, что, если вы не получите его звонка сегодня до пяти вечера, должны ему позвонить по телефону сами. У него будет новости. Сказать вам этот его забавный код?
- Давайте, - вздохнул он.
Она написала код на салфетке - крохотные аккуратные циферки.
- Мне кажется, они хотят что-то попробовать сделать.
- Что именно?
- Он не сказал, у меня просто было ощущение, что у них есть какие-то варианты.
- Конечно, они должны их иметь. Что вы еще задумали?
- А кто вам сказал, что я еще что-то задумала?
- Просто у меня такое чувство, - произнес он, улыбнувшись.
- Хорошо, счетчик Гейгера.
- Я собирался поболтать об этом с Элом Тиммонсом.
Эл Тиммонс был завсегдатаем «Розы- Шиповника» и сторожем при горсовете. У Барби с ним были хорошие отношения.
Джулия покачала головой.
- Нет? А почему?
- Угадайте, кто предоставил Элу персональный беспроцентный кредит, чтобы он послал своего младшего сына в университет «Христианское Наследие» в Алабаме?
- Хотите сказать, Джим Ренни?
- Правильно. А теперь давайте перейдем к риску двойной уголовной ответственности за одно и то же преступление. Угадайте, кто держит вексель на Элов снегоочиститель.
- Догадываюсь, что вновь-таки Джим Ренни.
- Точно. А поскольку вы - то собачье дерьмо, которое выборный Ренни не в состоянии напрочь счистить со своей подошвы, обращаться к зависимым от него людям вам не стоит, - она наклонилась ближе. - Однако так случилось, что я знаю, у кого полный набор ключей от всего этого королевства: городской совет, больница, амбулатория, школа… короче, от всего.
- Кто?
- Наш покойный шеф полиции. И, так случилось, что я в хороших отношениях с его женой - вдовой. Она не пылает любовью к Джиму Ренни. К тому же она умеет хранить тайну, если кто-то убедит ее в том, что та этого достойна.
- Джулия, ее муж еще даже не остыл.
Джулия с отвращением вспомнила атмосферу похоронного салона Бови и скривила лицо в печальной и отталкивающей гримасе.
- Возможно, и так, но комнатной температуры он уже достиг. Однако я принимаю ваше замечание и аплодирую вашей способности к сочувствию. Но… - она ухватила его за руку. Барби удивился, но не почувствовал отвращения. - Это не обычные обстоятельства. И здесь не важно, как сильно у нее болит душа, Бренда Перкинс все поймет. Вы должны сделать свою работу. Я смогу ее убедить в этом. Вы секретный агент.
- Секретный агент, - повторил Барби, и вдруг его накрыло парочкой дерьмовых воспоминаний: спортивный зал в Фаллудже и заплаканный иракец, почти голый, лишь в заштопаном хиджабе[133]. С того дня, после того спортзала, он уже не желал быть секретным агентом. И вот, вновь тоже самое.
- Итак, я…
Утро было теплым, как для октября, и хотя ресторан уже закрылся (клиенты могли выходить, но не заходить), окна были приоткрыты. Через окно, которое выходило на Мэйн-стрит, долетел звонкий металлический скрежет и вопль боли. Следом послышались протестующие вопли.