Синий, как море

Александр Лайк, Александр Борянский СИНИЙ, КАК МОРЕ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ИЗ ДИАНАРА

1

Я мчался по росистым лугам, длинные упрямые стебли сплетались на лодыжках и тут же размыкали бессильные объятия. И стройная девушка бежала навстречу мне, распугивая голубовато-жемчужных птиц. Я откуда-то знал ее имя — похоже, я видел ее раньше в этом сне. Айроу звали ее. Странно сплетались в этом имени яркая зелень лугов, звон стали и бесшумный полет стрелы, рассекающей голубой небосвод. Я кричал — кажется, звал ее по имени. Она, размахивая руками, тоже выкрикивала что-то на бегу. Я прислушался и наконец уловил звуки ее голоса в шуме весеннего ветра.

— Уходи! — кричала она. — Не приближайся! Возвращайся быстрее! Туда! Туда! Возвращайся в свой проклятый погубленный мир!

Я обернулся. И замер.

Позади расстилалось пожарище. Обугленные скелеты деревьев и кустов рисовали на фоне кровавого неба черную кладбищенскую решетку. Угольно-черный ковер покрывал холмы. Неслышно рушились черные башни, пересеченные косой багровой полосой. Неслышно воздвиглись они на месте цветущих лужаек, мимо которых я пробегал секунду назад; и так же беззвучно низвергались в холодную вечность небытия. И вообще ни одного звука не доносилось с этой стороны, со стороны востока — или запада? Солнце, рдеющее жарким углем среди дымных туч, касалось горизонта и было недвижно. Я почему-то не мог сказать, поднимается оно или заходит. Оно словно бы специально замерло в том месте на небе, откуда могло заливать густеющим багрянцем серебряные следы в золе.

Мои следы.

Там, где я наступил на ажурные прутики сгоревшей травы, обрушивая мертвое подобие жизни, стирая его в прах, оставался лишь легкий, как осенняя паутина, пепел.

Я посмотрел себе под ноги.

Под моими подошвами пылала земля.

И тут же сильный удар в спину заставил меня пошатнуться. Я отпрыгнул в сторону, но как-то медленно и с трудом. Как будто плыл глубоко под водой, и, прикоснувшись ко дну, попытался оттолкнуться, а потом снова опуститься в нескольких шагах оттуда.

Сзади была подбежавшая вплотную Айроу. Теперь и она не была похожа на девочку среди жемчужных лугов. Растрепанная, оборванная, покрытая копотью… Хо, а в саже и копоти на лице что-то прозрачное и жидкое проложило дорожку…

В следующую секунду Айроу в бешенстве ударила меня по лицу. Да так, что я готов был поклясться всеми коронами Радуги — на лице у нее отродясь не было ни одной капли соленой влаги, кроме пота.

— Убирайся к дьяволу, барон Мрака! — приказала она, и в голосе ее звонче, нежели в имени, звенела сталь. — Убирайся в ад, откуда ты родом, и никогда, слышишь, никогда не смей выбираться оттуда. Иначе, клянусь, я сама убью тебя, если никто иной не осмелится сделать этого!

Я успел заметить солнце у нее за плечом. Там, на зеленой половине мира, оно стояло еще высоко, хотя заметно склонилось к западу. Почему к западу? Не знаю. Как не знает никто на свете, хотя никто никогда в жизни не спутает медовое золото смуглого вечера с ослепительно белоснежным румянцем утра. Почему это так? Надо когда-нибудь подумать. На досуге.

— Ну? — Айроу напряглась.

— Почему? — с трудом выговорил я. Как-то очень трудно мне давалось каждое движение.

Айроу презрительно выпятила губу.

— Я сама долго не понимала, почему, — бросила она. — Пока ты не убил Бансо! Зачем ты его убил?

Предыдущую картину закрыло видение: отрубленная драконья голова на пожухшей траве. Из обрубка тонкой шеи тонкой ниткой тянется едкая смолистая кровь. И странное чувство вызывает теперь эта беззащитная птичья шейка — не страх, не отвращение, а жалость.

Почему-то у меня не находится ответа. Я знаю, что он есть, но не могу его найти, не могу нащупать в том вязком клее, на который, кажется, попались и тело мое, и душа.

— Я ухожу.

Больше мне нечего сказать.

Я бреду по безумной границе — левая нога по золе, правая по мгновенно вспыхивающей траве. Главное — не возвращаться, не оборачиваться, не попасть в собственный след. Не возвращаться по следам своим… Отчаянная дерзость вспыхивает во мне. Я рывком останавливаюсь — да, рывком, страшная сила инерции тащит меня дальше, но я упираюсь каблуками в визжащее пламя и останавливаюсь. И решительно наступаю на свой след.

Только горящая трава успевает мелькнуть перед лицом. Я провалился. Я мчусь по бесконечному посмертному коридору с бесчисленными поворотами, по неслыханному тобоганному спуску, по горной реке, огибающей все валуны в мире, я низвергаюсь в преисподнюю, преодолевая безумные препятствия…

Нет, рекой назвать это вернее — я не прилагаю усилий к управлению, да и не могу приложить. Меня несет по течению, как щепку. Только лица почему-то мелькают на берегу.

Данк. Кто это? Опять я знаю имя того, на берегу, и не могу вспомнить, ни кто это такой, ни откуда он знаком мне.

— Не волнуйся, малыш! Все гораздо хуже, чем ты боялся! — голос вроде бы знакомый. Но!.. Но, черт побери, но!.. Сплошные «но». Судя по всему, память тоже изрядно искупали в этом проклятом клее.

На следующем повороте — мама. Нельзя сказать, чтобы очень добрая.