Под куполом (без карты)

— Господь сказал, что передо мною свой признак публично опри… люднит…

— Причем здесь Опра[190]? — насупил брови Большой Джим.

Не обращая на это внимания, Лестер продолжал дальше, весь вспотевший, словно больной малярией, не отводя глаз от золотистого мячика. Туда-сюда двигались они…

— Это было похоже на то, как у меня подростком было семяизвержение в кровати.

— Лестер, это наверняка… лишняя информация, — он не прекратил перебрасывать мячик из руки в руку.

— Бог сказал, что оприлюднит передо мною ослепление, но не мое ослепление. И вот, сегодня днем там, на поле, Он это сделал! Разве нет?

— Ну, я считаю, как одна из интерпретаций…

— Нет! — вскочил с места Коггинс. Держа в одной руке Библию, он начал ходить кругами по ковру. Второй рукой он теребил себе волосы. — Бог сказал мне, что, когда я увижу этот знак, мне нужно рассказать моим прихожанам обо всем, чем ты занимаешься…

— Только я? — спросил Большой Джим. Задумчивым тоном. Теперь он перебрасывал мячик из руки в руку уже быстрее. Чмок. Чмок. Чмок. Туда-сюда, из ладони в ладонь, на вид мясистыми были эти ладони, но все еще твердыми.

— Нет, — едва ли не со стоном возразил Лестер. Теперь он шагал быстрее, больше не смотря на мяч. Широко размахивая Библией в свободной от выдергивания из головы волос руке. Иногда он так же вел себя и на кафедре, когда его особенно несло. В церкви это было вполне нормальным, но здесь выглядело чисто тебе оголтелость. — И ты, и я, и Роджер Кильян, братья Бови, и… — он понизил голос. — И тот, другой. Мастер. Думаю, этот человек сумасшедший. Если весной, когда все начиналось, он еще был в сознании, то сейчас уже полностью сошел с ума.

«Кто бы это говорил», — подумал Большой Джим.

— Все мы связаны, но именно я и ты должны покаяться, Джим. Так поведал мне Господь. Именно это означало ослепление мальчика; именно ради этого он умер. Мы покаемся и сожжем этот Сарай Сатаны, который позади церкви. И тогда Бог нас освободит.

— Конечно, Лестер, освободит, и ты пойдешь. Прямехонько в штатную тюрьму Шоушенк.

— Я восприму отмерянное Богом наказание. И с радостью.

— А я? А Энди Сендерс? Братья Бови? А Роджер Кильян? Кажется, у него еще девять детей, которых надо кормить. А если нам нет от этого никакой радости, Лестер?

— Ничем не могу помочь, — теперь уже Лестер начал лупить себя Библией по плечам. Туда-сюда, сначала по одному, потом по второму. Большой Джим осознал, что перебрасывает свой золотой мяч из руки в руку синхронно с ударами проповедника. Хрясь… и чмок. Хрясь… и чмок. Хрясь… и чмок. — Жаль Кильяновых детей, конечно, однако… «Исход», раздел двадцатый, стих пятый: «Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого поколения». Мы должны подчиниться. Мы должны вырезать этот шанкр, как бы больно не было; исправить все неправильное, что было сделано нами. Это означает покаяние и очищение. Очищение огнем.

Большой Джим поднял руку, сейчас не занятую мячом.

— Тпру, тпру, тпру-у-у. Подумай, о чем ты говоришь. Этот город полагается на меня — и на тебя, конечно — в нормальное время. Но в кризис он в нас нуждается! — Он встал, оттолкнув назад кресло. День был таким длинным и ужасным, он так устал, а тут еще это. Он наполнялся злостью. — То, чем мы занимались, Лесс, спасло от голода тысячи детей в Африке. Мы даже оплачивали лечение их адских болезней. Также мы выстроили тебе новую церковь и мощнейшую христианскую радиостанцию на всем северо-востоке.

— И набивали собственные карманы, не забудь и об этом! — вскрикнул Коггинс. И заодно хлопнул себе прямо по лицу своей Святой Книгой. С одной ноздри у него потекла струйка крови. — Набивали грязными деньгами от наркотиков! — Он ударил себя вновь. — А радиостанцией Иисуса заправляет сумасшедший, который варит этот яд, который дети колют себе в вены!

— Думаю, на самом деле большинство из них его просто курят.

— Ты считаешь, что это смешно?

Большой Джим обошел вокруг стола. В висках у него стучало, кирпичным румянцем взялись щеки. Однако он вновь попробовал говорить мягко, словно с истеричным ребенком:

— Лестер, я нужен нашему городу как руководитель. Если ты раскроешь свою глотку, я не смогу обеспечить его руководство. И никто тебе и не поверит…

— Все, все поверят! — закричал Коггинс. — Когда увидят дьявольскую лабораторию, которую я позволил тебе создать позади моей церкви, они поверят все! И, Джим, разве ты не понимаешь, как только грех оприлюднится… болячка будет вычищена…

Бог уберет Свой барьер! Кризис закончится! Им не нужно будет твое руководство!

Тут уже Джеймс Ренни сорвался.

— Оно им всегда будет нужно! — проревел он и наотмашь махнул рукой с затиснутым в кулаке бейсбольным мячом.

Лестер как раз разворачивался лицом к Джиму, когда от удара у него треснула кожа на левом виске. Кровь залила ему левую половину лица. Левый глаз блеснул сквозь кровь. Он пошатнулся вперед с растопыренными руками. Библия упала на Большого Джима, как какая-то тряпка. Кровь пачкала ковер. Левое плечо Лестеровского свитера уже промокло ею.

— Нет, не такая воля Госпо…