Под куполом (без карты)

— Спина не болит совсем. Ни кольнет, даже когда я наклоняюсь. Знаешь, что я думаю?

Джулия покачала головой.

— Я думаю, что, когда речь идет о наркотиках, тело с мозгом действуют в заговоре. Если мозг желает наркотика, тело ему подыгрывает. Оно говорит: «Не волнуйся, не обвиняй себя, все обстоит благополучно, мне действительно больно». То, о чем я говорю, это не совсем ипохондрия. Это просто!.. Она замерла с отсутствующими глазами, словно отлетела куда-то далеко.

«Куда?» — удивлялась Джулия.

Но Эндрия вскоре вернулась.

— Человек по своей природе бывает деструктивным. Скажи мне, как ты думаешь, похож ли город на человеческое тело?

— Да, — моментально согласилась Джулия.

— Итак, тело может уверять, что ему больно, только бы мозг получил наркотик, которого желает он?

Джулия подумала минутку, и тогда кивнула:

— Да.

— А сейчас мозг нашего города Джим Ренни, не так ли?

— Так, дорогуша. Я соглашаюсь, именно он им и есть.

Эндрия сидела на диване со склоненной слегка головой. Вдруг она выключила радиоприемник и встала на ноги.

— Думаю, мне время идти в кровать. И знаешь, мне кажется, я наконец-то смогу по-настоящему выспаться.

— Это хорошо, — а следом, без всякой причины, которую бы она сама могла понять, Джулия спросила: — Эндрия, что-нибудь случилось, пока меня не было?

Эндрия сделала удивленный вид.

— Конечно, да. Мы с Горесом игрались в мяч, — она резко наклонилась без признаков боли, чего, по ее словам, не способна была сделать еще неделю назад, и протянула руку. Горес подошел к ней, позволив себя погладить. — Он замечательный подносчик снарядов.

2

У себя в комнате Эндрия села на кровать, открыла конверт ВЕЙДЕР и начала вновь все перечитывать с самого сначала. Теперь еще внимательнее. Когда она наконец-то засунула бумаги назад в коричневый конверт, было уже около двух утра. Конверт она положила в ящик столика, который стоял возле ее кровати. В том же ящичке лежал револьвер 38-го калибра, подаренный Эндрии на день рождения два года назад ее братом Дагласом. Тогда ее это взволновало, но Даг убедил ее, что женщина, которая живет одна, должна держать в доме что-то, чем сможет себя защитить.

Теперь она вытянула револьвер, откинула барабан и проверила патронные гнезда. Согласно инструкциям Твича, то гнездо, которое при возведении курка подкатывалось под боек, было пустым. Остальные пять были заряжены. В шкафу на верхней полке лежали еще патроны, но ей не подарят шанса перезарядить. Ее расстреляют на месте копы из его скромной частной армии.

А если она не сумеет убить Ренни пятью выстрелами, тогда, вероятно, и сама не заслуживает жизни.

— Наконец, — пробормотала Эндрия, пряча револьвер назад в ящик, — ради чего я очистилась от наркотика?

Теперь, когда ее мозг очистился от «окси», с ответом самой себе она не ошиблась: «Ради того, чтобы стрелять метко».

— Аминь с этим, — произнесла она.

Через пять минут она уже спала.

3

Джуниор вовсе не спал. Он сидел на единственном в госпитальной палате стуле возле окна, смотря, как чудный розовый месяц садится, прячась за черным пятном на Куполе, что оказалось для Джуниора новостью. Это пятно было большим и висело намного выше того, что осталась после неудачного ракетного обстрела. Может, пока он был без сознания, происходила очередная попытка пробить Купол? Он этого не знал, да и не переживал. Значение имело только то, что Купол еще держится. Если бы не так, город сейчас был бы освещен, как Лас-Вегас, и заполнен солдатами. Конечно, в нем и теперь кое-где светится — в домах тех, кто страдает бессонницей, — но в целом, Честер Милл спит. И это хорошо, потому, что ему надо кое-что обдумать.

А если точнее: Бааарби и друзей Барби.

Сидя возле окна, Джуниор не ощущал боли в голове, и память к нему вернулась, но парень осознавал, что он очень болен. Всю левую половину тела охватывала какая-то подозрительная слабость, а время от времени из левого угла его рта и слюна выплывала. Вытирая ее левой ладонью, он иногда ощущал прикосновение кожи к коже, а иногда и нет. В дополнение к этому, довольно большое черное пятно в форме щели для ключа от замка плавало у него перед левым глазом. Словно что-то порвалось внутри его глазного яблока. Он предполагал, что так оно и есть.

Джуниор вспомнил ту дикую злость, которую он чувствовал в День Купола; вспомнил, как гнался за Энджи по коридору к кухне, как швырнул ее на холодильник и врезал коленом ей в лицо. Вспомнил тот звук, который услышал тогда: словно у нее в голове за глазами находилось фарфоровое блюдо и он разбил его ударом колена. Теперь та ярость прошла. Его место заняла новая, какая-то словно шелковистая, злость, которая плыла через его тело из неизвестного бездонного источника внутри его головы; этот поток вместе с тем охлаждал и очищал.