Под куполом «Феерии» [СИ]

Самая важная предпосылка для правильной работы с лошадью: полностью откладывать все требования и вместо этого слушать и чувствовать.

«Танцуя с лошадью»

Надо было сосредоточиться.

Когда взбираешься по канату под самый купол цирка без страховки, любая неточность может стоить как минимум целых костей.

Уже проходили.

В этот раз Лидия подходила ко всему более спокойно, не прыгала через голову, готовилась к каждому элементу медленно и вдумчиво.

Только мысли были совершенно не на манеже.

Руки и бёдра крепко держали канат, она вскарабкалась под самый купол и сейчас крепила ремень к щиколотке, чтобы опустить руки и упасть… почти упасть.

Ремень крепко держал ногу, всё вокруг кружилось, было совершенно невозможно увидеть рисунок шатра или крепления каната, но этого и не требовалось. Главное — сосредоточиться на своём теле.

Но в голове всё было не так. Голове хотелось быть здесь не одной, хотелось, чтобы снизу её страховали сильные руки, хотелось, чтобы…

Лидия ухватилась руками за канат, вытащила ногу из ремня и начала спускаться. Сегодня продуктивной тренировки точно бы не вышло.

Огрубевшие руки с пожизненными мозолями и такие же стопы цеплялись за трос. Лидия привыкла: цирк давал многое, но и многое забирал. Нежные подушечки пальцев — невысокая плата за то, что она получала взамен.

Наверное, вчера не стоило быть такой резкой. Она не сможет простить себе боль, которую причинила ему. Но так было нужно.

Нужно.

Чёрт!

Ноги обхватили вместо троса пустоту, и Лидия потеряла точку опоры. Крепче сжала руки, до побелевших костяшек, но они всё равно заскользили и потянули её вниз.

Только не снова, пожалуйста.

Быстрее.

Надо соображать быстрее.

Она сделала глубокий вдох и нашла ногами канат в тот самый момент, когда со стороны кулис раздалось приглушённое:

— Ну же! О, Гефест…

Сердце бешено стучало в груди, руки тряслись, но Лидия смогла аккуратно спуститься на манеж и перевести дух, когда ноги коснулись гладкого покрытия.

— Что ты тут делаешь? — слова вырвались из груди с хрипом, и ей пришлось откашляться.

— Не мог оставить тебя одну.

Лидия глубоко дышала, одной рукой вцепившись в трос, и не собиралась поворачиваться на голос.

— Не мог или не хотел?

— Не мог, — сзади раздались шаги, и вскоре Лидия почувствовала его буквально у себя за спиной: протяни руку и дотронешься.

— Я тебе всё сказала вчера, — говорила она всё ещё сипло, но дрожь на кончиках пальцев прекратилась.

— Но ты ведь не любишь его.

— Сейчас я нужна ему, — Алек был её семьей, она была рядом с ним в самый худший период его жизни, и будет до тех пор, пока он не скажет, что достаточно. — Думаешь, он любит меня?

Лидия обернулась и встретилась с пронизывающим насквозь взглядом. Она не любила, её не любили. Не было каких-то глупых надежд, только два человека, которые по очереди помогали друг другу на протяжении всей жизни.

— И сейчас ещё Магнус… Я не слепая.

— Так почему?

— Потому что так правильно. Я справлюсь без тебя.

— Точно? Я не вернусь.

Последний шанс.

Лидия сама не заметила, как позволила недавно незнакомому человеку стать ближе всех за каких-то несколько недель.

— Точно, Рафаэль.

* * *

Разгорячённая шкура Пилигримма между сжатыми бёдрами, руки раскинуты в стороны, манеж вокруг, ряды мест, шатёр — всё превратилось в расплывчатое пятно. Алек чувствовал свободу, такую, какую мог испытывать только на спине галопирующей лошади.

Музыка замерла на мгновение, Пилигримм добежал круг и остановился рядом с Макмилланом, в то время, как из кулис выбежал Рэмбрандт. Он был осёдлан, но без уздечки или хотя бы недоуздка.

Люк внимательно наблюдал, готовый в любой момент прийти на помощь.

Один пропущенный такт, глубокий вдох и выдох, и Алек запрыгнул в седло. Сердце билось так громко, что, из всех шорохов и звуков вокруг, его было слышно громче всего, и это было уже опасно. Лошади не терпели внешних раздражителей и несобранности.

Рэмбрандт прошёл испанским шагом по периметру манежа, Алек шепнул ему похвалу и потрепал по холке.

То, что он выполнял сейчас для нового номера, требовало полной сосредоточенности. На время тренировок Алек смог выкинуть из головы абсолютно все посторонние мысли и, наверное, поэтому чувствовал себя таким свободным.

Суть задумки была до невозможности проста: конная акробатика на свободной лошади. Её исполнение… Сказать, что оно было сложным — ничего не сказать.

Первая часть начиналась с выступления Макмиллана и Пилигримма и была самой лёгкой из всех. Алек и в своей обычной программе со свободными лошадьми делал что-то подобное, только в упрощённом варианте. Макмиллан и Пилигримм бежали рядом, настолько близко друг от друга, насколько могли, а Алек балансировал на их спинах, стоя правой ногой на спине одного жеребца, а левой — на другой. Смена ног и перевороты, возрастание темпа — с этим натренированное тело справлялось довольно просто.

Но потом выбегал Рэмбрандт.