Читаем Под лепестком несущего винта. Книга вторая полностью

Вечером Светлана доложила, что дезинфекция произведена, кровати и мебель обработаны. Могла бы и не говорить, воздух пропитал густой запах керосина. На всякий случай, вспомнив свой прошлый опыт, мы установили под ножки кроватей железные банки и залили их водой. Однако предосторожности не спасли. В этой квартире клопы обладали незаурядными способностями и отменным аппетитом. Ночью, внезапно включив свет, я наблюдал, как самые сообразительные ползли по потолку, зависали над кроватью и падали в постель.

Не меньше хлопот доставляли и хозяйкины дети. Совершенно здоровые и всегда голодные, они, в первый же выход Светки на прогулку с сыном, дружно почистили наши съестные запасы, и в последующие дни зорко следили, когда комната опустеет. Только тогда я догадался, почему хозяйка наотрез запретила ставить замок на нашей двери.

Кошмар продолжался десять дней, до тех пор, пока я не нашёл двухкомнатную квартиру на Лиговском проспекте, почти рядом с Театром юного зрителя. Плата была невелика, но с единственным условием не портить мебель и соблюдать порядок. Старая хозяйка, как я и предполагал, предоплату не вернула и, мило улыбаясь, посоветовала подать на неё в суд. Надо же, и стервы бывают красивыми.

Мы жили на втором этаже в доме дореволюционной постройки. За окном проходила трамвайная линия, Но вглубь разнесённые рамы заметно глушили внешние звуки, а попривыкнув, мы перестали обращать на них внимание. Вечерами всей семьёй мы отправлялись на прогулку, и Серёжа бодро семенил между нами, уцепившись за пальцы наших рук. Недалеко от ТЮЗа стоял пивной ларёк, у которого мы всегда делали короткую остановку.

Как – то, проходя мимо, я спросил сына, что здесь написано. Он посмотрел и громко произнёс:

– Пиво!

Женщина, стоявшая рядом, от удивления разинула рот:

– Малышка что, умеет уже читать?

– Давно, – не моргнув глазом, подтвердил я. – И считать – тоже.

– Так он у вас вундеркинд! – впервые услышал я незнакомое слово, интуитивно сообразив, что оно из числа похвальных.

По утрам в воскресные дни сыну нравилось забираться к нам в постель и лазать под одеялом. Однажды, проделав этот незамысловатый путь, он вылез у наших ног и с восторгом воскликнул:

– Папа, смотри, был там, а образовился здесь!

Всем было весело, и мы хохотали.

К нашему удовольствию, жизнь постепенно налаживалась. И хотя жена не работала, зарплаты хватало. Гонорары, пусть и небольшие, но помогали.

С учёбой тоже складывалось, как нельзя лучше. Университет находился под боком, контрольные работы выполнялись легко, и в случае затруднений я всегда мог проконсультироваться у профессорско-преподавательского состава на кафедре.

Человек ко всему привыкает. Я тоже быстро адаптировался к своему положению, и кто знает, если бы не поездка в Сиверскую, навсегда остался бы в кругу друзей – журналистов.

Внешне в гарнизоне ничего не изменилось. Те же пятиэтажные дома, тот же клуб и столовая, та же речка с соснами – часовыми по берегам, даже водитель пригородного автобуса – тот. Но вот личный состав полка заметно постарел. Среди лётчиков самыми молодыми остались четверо моих однокашников: Голубков, Латыпов, Летунов и Шамов. Это были уже не те желторотые птенчики, с которыми я расстался около двух лет назад. Передо мной стояли мужественные, решительные люди с гордой посадкой головы, жёсткими подбородками и не менее жёсткими взглядами. И улыбки у них были сдержанными, достаточно корректными, чтобы не обидеть, но не настолько приветливыми, чтобы я поверил в теплоту их отношений к заезжему корреспонденту.

Слушая их захватывающие рассказы о полётах, я искренне жалел, что не сумел противостоять прессингу властей, и как последняя крыса сбежал с терпящего бедствие корабля. Ребята повысили классную квалификацию, уже выполняли перехваты в сложных метеорологических условиях, садились при минимуме погоды, и спокойно, как днём, летали ночью на новой технике. Не запаникуй я, не прими опрометчивого решения – был бы сейчас с ними и чувствовал бы себя человеком. Но поезд ушёл. Вот он, локоток, а не укусишь.

Щемящее чувство тоски саднило моё сердце, пока я работал с военкорами. Меня ещё помнили, здоровались, интересовались, как оказался в этих краях, и ничуть не удивлялись, когда узнавали, что работаю в « Боевой тревоге». Знали о моём пристрастии к журналистике. Одни одобряли, другие говорили с пренебрежением:

– Променять полёты на щелкопёрство? Что ж, дуракам закон не писан…

Мне с сожалением сообщили, что обожаемый нами майор Прошкин с его всеизвестным «ибитть» пол – года назад ушёл в отставку, уступив место наступающему на пятки молодому поколению. Я ещё не забыл, как летал с ним на спарке и как однажды он показал домик в Тосно, в котором жили его родители.

– Уволюсь в запас – обязательно вернусь сюда, – грозился он, тыкая пальцем в пол кабины. – С земли буду следить, как вы летаете, чертенята.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза / Детективы
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза