Под лепестком несущего винта. Книга вторая

Капитан Лавренёв занимал правое кресло, корректировал мои спонтанные действия и по СПУ отпускал подсказки:

– Не торопись. Шаг – газом пользуйся пореже. Он тебе практически не нужен. Следи за землёй и не дёргай ручку управления.

Я старался изо всех сил, но стервозная машина мои усилия, похоже, игнорировала.

– Ручку управления держи легко, не выжимай из неё сок, всё равно не получится. Вот, смотри, – показал он один из своих эффектных трюков, вращая её, словно шумовкой в кастрюле.

К моему изумлению, вертолёт никак не реагировал на его агрессивные действия. Висел себе на трех метрах от земли, и висел.

– Машина тупая, – пояснил Лавренёв по внутренней связи, – имеет большой момент запаздывания, и чтобы предупредить возможную ошибку, нужно её предвидеть. А ну, давай ещё разок.

Мы садились и зависали, зависали и садились, отрабатывая элементы взлёта и посадки. Пот струился по спине и моему лицу, но руки были заняты, и смахнуть его было не чем. А в стороне от квадрата, над которым я мучился, сидели мои друзья и с любопытством наблюдали за укрощением строптивой.

Когда – то в цирке я видел, как ловко эквилибристы удерживают на вытянутом пальце волчком вращающийся мяч, и пробовал повторить этот трюк, но ничего не добился. Что – то похожее происходило и сейчас, только в роли мяча выступал вертолёт, который никак не хотел устойчиво вращаться на виртуальном пальце.

Наконец, через четверть часа немыслимых истязаний машина опустилась в центре квадрата, двигатель выключили, лопасти прекратили свой сумасшедший бег и уныло, словно усы запорожца с похмелья, повисли по сторонам пилотской кабины. Не покидая сидения, инструктор стал анализировать мои ошибки, и их было так много, что я засомневался, смогу ли освоить это авиационное чудище.

Наверное, я здорово сглупил, расставшись с самолётами – истребителями, где было всё легко и просто.

– А вообще, ты молодец, – закончив разбор, похвалил меня мой учитель. – У других хуже получается.

Я с недоверием поднял на него глаза, ожидая подвоха. Не разыгрывает ли? Но Лавренёв не шутил. Как же тогда другие летали?

Дважды ещё в эту лётную смену я шёл на приступ геликоптера, и с каждой минутой понимал, что нехотя, со скрипом, но строптивая, как женщина, машина уступает свои позиции.

Не прошло и недели, как я стал сносно взлетать, выполнять полеты по кругу и прилично садиться в ворота, обозначенные красными флажками.

С каждым днём становилось всё жарче. В полдень свирепое солнце все металлические предметы разогревало так, что без риска обжечься, прикоснуться к ним было невозможно. Казалось, разбей сырое яйцо, вылей его на капот, и через пару минут получишь готовую яичницу.

К обеду плотность воздуха заметно падала, и аэродинамические характеристики винтокрылых машин ухудшались. Только поэтому тренировочные полёты в районе аэродрома устраивались в утренние часы. Вставали задолго до восхода солнца, и к десяти часам смена заканчивалась.

Каждый вечер я писал жене любовные признания, рассказывал о своей жизни, о своеобразии и экзотике этой страны, расспрашивал о сыне и досадовал на то, что отсутствие жилья мешает нашей встрече.

Дважды я посещал Бухару и был сражён великолепием минаретов, эмирского дворца с его знаменитым зинданом и неповторимым базаром. Я сравнивал его с тем, каким видел в киноленте «Насреддин в Бухаре», и наяву базар заметно выигрывал. От обилия овощей и фруктов, дынь и арбузов, абрикосов, персиков и винограда рябило в глазах. Бойкие зазывалы на весь свет расхваливали свой товар, чуть ли не за руку ловили потенциальных покупателей, предлагая за бесценок фруктовые шедевры. Гвалт стоял неимоверный, и в море людских голосов звонко вписывался перестук наковален уличных кузниц. Восточный базар – это не только место купли – продажи и обмена товарами. Это ещё и место встреч, свиданий и деловых отношений, место, где можно узнать свежие новости со всего Узбекистана и даже про отдельных лиц, живущих от Бухары за сотни и тысячи километров. В дни религиозных праздников сюда стекаются огромные толпы паломников, чтобы поклониться священной Бухаре, прикоснуться к её святыням, почерпнуть духовной энергии.

Зиндан – внутренняя дворцовая тюрьма – расположен в трехметровой толщины стенах дворца. В случае осады удар будет нанесен, прежде всего, по узникам, догадался я. В глубине стен за массивными решётками виднелись искусно выполненные муляжи осуждённых, закованных в цепи. Ужасающие условия их обитания вызывали трепет перед жестокостью правителя. Рядом, на дворцовой площади, словно космические ракеты, уходили в небо стройные минареты, облицованные голубой плиткой. Удивительно, но за многие века цвет её под неистовыми лучами разъярённого солнца никак не изменился. Впечатление было такое, что минареты сдали в эксплуатацию только вчера.

Я смотрел на неприступную твердыню эмира Бухарского и с трудом верил, что какие – то сорок лет назад его свергли революционные войска под командованием пролетарского полководца Михаила Фрунзе.