Триоле, Эльза (урождённая Элла Юрьевна Каган; 1896–1970) — французская писательница, переводчица. Лауреат Гонкуровской премии (1944). Жена Луи Арагона, возлюбленная Маяковского, родная сестра Лили Брик.
Эйзенштейн, Сергей Михайлович (1898–1948) — советский режиссёр театра и кино, художник, сценарист, педагог.
Судакевич, Анна Алексеевна (1906–2002) — советская актриса, художник по костюмам.
Примаков, Виталий Маркович (1897–1937) — советский военачальник, командир красного казачества (1-й корпус Червонного Казачества) в Гражданскую войну, комкор (1935).
Войтинский, Григорий Наумович (1893(18930417)-1953) — советский политический деятель, учёный-китаевед. 1920–1927 — на ответственной работе в Исполкоме Коминтерна (ИККИ), заведующий дальневосточным сектором восточного отдела.
Медведь, Филипп Демьянович (1889/1890-1937) — советский государственный деятель. Высокопоставленный сотрудник НКВД СССР. В указанный момент начальник Особого Отдела Западного Военного Округа (г. Смоленск), однако до недавнего времени начальник Московского Губотдела ОГПУ.
Криворучко, Николай Николаевич (1887–1938) — командир РККА, герой Гражданской войны, соратник Г. Котовского, комкор (1935).
Глава 10
Слом
— Макс Давыдович, вас из ЦК спрашивают!
— Переводи! — Кравцов оторвался от бумаг, потер пальцами переносицу и подумал, что, вероятно, следует перестать придуриваться и сделать себе наконец очки. Глаза уставали от постоянного чтения, да и в тире, где он регулярно появлялся по вторникам, приходилось теперь прищуриваться.
— Кравцов слушает! — сказал он в трубку едва успевшего зазвонить телефона. Время позднее, по пустякам тревожить не станут.
— Который час знаешь? — когда Реш хотела, она умела говорить так, что у Кравцова волосы на загривке дыбом вставали. И никакие помехи на линии снивелировать замечательный тембр ее голоса, и все эти обертоны, регистры и прочие чудные роскоши, не могли.
— Московское время один час двадцать две минуты после полуночи! — торжественным «дикторским» голосом из будущего объявил Макс, едва взглянув на настенные часы, повешенные прямо напротив стола, как раз на такой случай.
— Домой придешь или с ней и заночуешь?
— Между прочим, ты телефонируешь мне со Старой Площади…
— Я тебе из дома телефонирую, — перебила его Рашель. — Это я твоему секретарю сказала, что из ЦК. А сама вернулась домой в восемь с хвостиком, зашла по дороге в лавку к Манусяну…
«И купила у Аванеса Самсоновича коньяк… Черт! И о чем же я умудрился забыть?!»
— Реш, я кругом виноват, — сказал он тогда. — Но я не помню, что сегодня за день. Я твердо знаю только, что Бастилию взяли вчера.
— Уже позавчера. — Поправила Рашель.
«Позавчера… — Время бежало слишком быстро, и он как всегда ничего толком не успевал. — А через шесть дней… открытие конференции, и…»
Что останется в памяти Реш об этих днях, которые вполне могли оказаться их последними днями?
— Так что же произошло пятнадцатого июля? — спросил Кравцов.
— Шестнадцатого, — ответила Рашель. — Сегодня, шестнадцатого июля, только четыре года назад…
Она пришла к нему сказать, что уезжает в Москву. Момент самый что ни на есть драматический. Он чуть не поцеловал ее тогда и потом долго жалел, что струсил. Почти объяснился ей в любви, но еще целый месяц или больше того не знал, поняла ли она, что он имел в виду.
— Значит, так, — голос Кравцова набрал привычную силу настоящего командирского голоса. — Товарищ Кравцова, приказываю вам накрыть стол к двум часам тридцати минутам после полуночи. А до тех пор вздремни, пожалуйста, — попросил он, понижая тон. — Я буду ровно через час!
— Смотри не обмани!
— Не обману!
— Тогда, отбой.
Макс взглянул на часы.
«Действительно время позднее… но езды здесь от силы десять минут. Успею!»
— Итак, — сказал он вслух, вытаскивая из стопки личных дел одно, просмотренное им уже несколько раз. Пора было принимать решение, и Макс его, в конце концов, принял. Звонок из дома настроил его мысли определенным образом. И, отметя самым решительным образом три другие кандидатуры, Кравцов закрыл личное дело Абрама Осиповича Эйнгорна, которое читал до разговора с женой, и открыл папку, заведенную на Владимира Николаевича Панюкова. Эйнгорн был хорош, но для разведки, а не для активных котрразведовательных операций, какими придется заниматься начальнику ОСНАЗА Военконтроля.
— Тэкс…
Просматривая бумаги Панюкова, он почти машинально раскурил трубку и пыхнул дымом.