— Понимаю, — кивнул Макс, хотя сложный художественный образ, выстроенный Константином Павловичем, оставался для него пока всего лишь литературным приемом, никак не более.
— Валериан Владимирович написал о деле Краснощекова две статьи, одну для «Известий», другую — для «Правды», но в редакции газет пока не передал. Продолжает, видимо, работать над формой и содержанием. Весьма скрупулезный человек, и ответственный. Н-дас… Однако известно, что известинскую статью читали уже Андреев, Молотов, Евдокимов… и Дзержинский. Крыленко тоже читал.
«Значит, интерес в самых верхах, — решил Макс, слушая своего главного „секретчика“. — Куйбышев это ведь не рядовой товарищ. Начинают компанию? Краснощеков взят для затравки и острастки? Возможно…»
Это казалось возможным, но требовались доказательства, и он надеялся получить их так скоро, как получиться. Но, в любом случае, тянуть с таким делом нельзя: можно не только хорошего человека погубить, но и удар «под дых» пропустить — потом не встанешь.
— Почему не ЭКО? — спросил Кравцов.
— Судя по всему, решили не втягивать в конфликт ОГПУ. Верховный трибунал — это ведь советская власть, коннотация другая.
— Кто решил?
— Ходят слухи, что идея возникла во время встречи Предсовнаркома и наркома РКИ.
— Слухи к делу не пришьешь.
— Скоро будет свидетель.
Допустим, — пыхнул папироской Кравцов. — А кто этот, Чарыжный?
— Никто, — отмахнулся папиросой Саука. — Случайный ферт. И по этому случаю, имею предложить следующее. Если Чарыжный поскользнется ненароком, возвращаясь в общежитие с работы, или хулиганы, скажем, побьют… Не до смерти, разумеется… Дело практически наверняка передадут Льву Лазаревичу Никольскому — следователю по особо важным делам Верховного трибунала…
— А наш интерес в чем?
— Никольский, в то время Фельдбин, служил заместителем начальника Особого отдела 12-й армии, и я его тогда на Польском фронте встречал. Человек неглупый и не подлый. И он сейчас как бы в воздухе подвешен. Служил в ЧК, но не в самой черезвычайке, а на фронте, в Особом отделе, потом — в погранцах в Архангельске. Сейчас заканчивает школу Правоведения при университете и служит у Крыленко, а потом что? А у него жена молодая — студентка медицинского факультета…
— Предлагаете, пригласить? — поинтересовался Макс, обдумывая предложение Сауки. Чем дальше, тем больше оно казалось ему не лишенным интереса. — Обогреть и раскрыть перспективы?
— Почему бы и нет? — пожал плечами Константин Павлович. — Никольский член партии, опытный следователь, образованный, и к тому же из военной контрразведки. Наш кадр, как ни посмотри.
— Ну, что ж, — кивнул Кравцов. — Если так, пусть Чарыжный поскользнется…
— Здравствуйте, Лев Лазаревич! — Кравцов обошел стол и протянул руку несколько удивившемуся его демократизму Никольскому.
В этот момент Макс как бы увидел себя глазами посетителя. Ну, он вполне осознавал размеры «своего величия», но временами об этом забывал.
— Добро пожаловать домой!
— Домой? — переспросил Фельдбин, но тут же взял себя в руки.
«Второй раз не поймается, — решил Кравцов, — но и к лучшему…»
— Ну, вы же, кажется, и начинали как контрразведчик?
— Я начинал как чекист.
— А сейчас вы кто?
— Сейчас я следователь Верховного трибунала.
— Вот и славно, — улыбнулся Кравцов. — Присаживайтесь, Лев Лазаревич. Курите.
Он вернулся на свое место за столом и неторопливо раскурил трубку.
— Вот и скажите, как следователь Верховного трибунала, что вы думаете о деле Краснощекова?
— Часть утверждений, содержащихся в деле, проверки не выдержали, — осторожно сформулировал Никольский.
— Какие, например?
— А как же тайна следствия? — возразил молодой следователь. — Я не имею права обсуждать с посторонними детали порученного мне дела.
— Ну, тут вам придется решить прямо сейчас, посторонний я или нет. — Макс пыхнул трубкой и не без раздражения отметил, с какой легкостью перенимает «подлые» приемы. — Но когда будете решать, примите во внимание вот что. Дело это будет докладываться на специальном заседании Политбюро. Вы же понимаете, что речь идет не о рядовом партийце, да и вообще не о нем, собственно?
— Мне никто не говорил, что дело на контроле в ЦК, — Никольский был не из тех, кто легко ломается. Умен, соображает быстро, и чувством собственного достоинства не обделен. Поэтому и ломать его Кравцов не собирался. Хотел лишь найти «консенсус».
— Дело на контроле в ЦКК, а Политбюро — это моя инициатива.
— То есть, вы тоже считаете, что Краснощеков растратчик?
— Между прочим, — усмехнулся в ответ Кравцов, — я бы тоже мог сказать, что не обсуждаю профессиональные вопросы с посторонними, тем более, что у меня и позиция повесомее, нет?
— Да.