Мы выскочили из машины. Горел 5 дом, мой дом 8, но они идут в несколько рядов. Поэтому мой был через один.
Повезло – проговорил я про себя.
Небо было чёрным, темнота поглощающей, но пламя бушевало, оно не поддавалось мраку и лишь больше полыхало. Оно будто объявляло бунт, золотистые языки извивались как змеи, а их жар пожирал вездесущую пустоту.
Картина была не из приятных: горело два блока второго этажа, пламя будто вырывалось из окон, а стёкла выбивало периодическими толчками от маленьких взрывов. Мы поняли сразу, что люди не эвакуировались; на улице стояло всего 14 человек, а в жилом доме такого типа должно было проживать в среднем 32-35 человек. Учитывая всё нужно дождаться пожарников и доложить им, но я сказал коллеге остаться на месте и дождаться пожарных, а после доложить им обо всём. Он был недоволен моим решением, но не отговаривать меня не стал. Я ринулся в многоэтажный дом и стал стучать и звонить во все двери. Я старался изо всех сил, объяснял максимально коротко, но информативно. Уже добравшись до второго этажа, я столкнулся с трудностями. Кусок стены изнутри дома выбило, так как стены были очень тонкими. Из-за чего радиус любого нового взрыва мог зацепить меня, и это мне показывал обгоревший кусок лестницы. Моя рация зашипела:
-Приём Роберт ответь, приём!
-Да всё в порядке – поспешно ответил я на рацию.
-Нихрена не в порядке! У тебя нет полномочий, чтоб так поступать, ты будешь наказан за самовольность!
В рацию кричал наш глава отдела – тот ещё придурок. Ему не нравится то, что я «рекомендованный». Это эдакое прозвание людей, которые
были повышены, перескочив несколько званий по той причине, что кто-то стоящий выше поручился за них. И я как раз один из таких, но далось, конечно, это мне не за красивые глазки и подхалимство. На деле этот участок будто служит местом для ссылок; хотя на деле всё же здесь есть путёвые люди.
Я выбежал из дома и увидел, как мой коллега стоял и смотрел на пожарный автомобиль, а в стороне люди, которые выбежали из здания. У меня была хорошая память на лица, и я запомнил каждого к кому стучался. Я подошёл к коллеге и спросил.
-Сказал им?
-Да. Зачем ты так? Специально на разжалование нарываешься?
-А ты зачем?
-Что?
-Зачем так беспокоишься? Разве тебя это как-то коснётся? А? Ну же ответь или ты чего-то добиваешься от меня?!!
Под напором я видел, как он немного испугался. На его лице была грустная гримаса, она одновременно и раздражала меня и вызывала жалость. Это взбесило меня ещё больше.
-Или ты хочешь, чтоб меня уволили, да, да точно ты этого и добиваешься, а рядом со мной постоянно, потому что собираешь на меня компромат!
Я немного обомлел. Его лицо стало безразличным, он отвернулся и пошёл в сторону. И лишь сказал мне вслед:
-Вот почему ты одинок. Все твои беды не из-за печального прошлого, и не из-за потерянного будущего, они исходят лишь от тебя настоящего.
-Хах, думай, как хочешь.
Пожар потушили. Я проверил окрестности тщательнее. Судмедэксперты были уже на месте, я подходил к ним, как вдруг остановился. Я почувствовал на себе презрительные взгляды. Ну, что-ж придётся собирать улики и анализировать всё самостоятельно. Я прошёлся и повторно всё перепроверил, сделав личные подробные записки о деле. Меня не любят здесь, но это и не удивительно. Я всегда показывал хорошие результаты в раскрытии дел, а они лишь завидуют. В них нет остроумности или проницательности, ничего особенно примечательного. Они лишь снобы! Невежды, которые превращают сюжет детективов в комедию, а ведь не смешно, Жизнь – трагедия для тех, кто живет чувствами, и комедия для тех, кто живет умом, как не было бы печально, но Жан де Лабрюйер был в этом прав.