Под маской

— Ну, я же не вышла за него, — возразила она. — Но, как бы это объяснить — у него было, что предложить! Он был третьим богатейшим подданным британской короны. И, кстати, — ты богат?

— Нет, если сравнивать с тобой.

— Ну, вот… И что можешь предложить мне ты?

— Любовь.

— Любовь? — она снова скрылась в подушках. — Послушай, Джон. Жизнь для меня — череда сверкающих базаров, и перед каждой лавкой стоит купец, потирает ручки и приговаривает: «Милости просим! Лучший товар в мире!» И я захожу, и в моем кошельке звенят красота, деньги и молодость — все, что нужно для покупки. «Что у вас тут хорошего?» — спрашиваю я, а он потирает ручки и говорит: «Мадемуазель, как раз сегодня у нас есть для вас прекра-а-а-снейшая любовь!» Иногда у него даже нет ее на складе, но он за ней посылает, когда видит, сколько я готова за нее выложить. Да, я никогда не ухожу от него без любви — а он не получает взамен ничего. Вот так я беру свое!

Джон Честнут в отчаянии встал и сделал шаг к окну.

— Не выбрасывайся! — сразу же воскликнула Сиротка.

— Ладно, — вниз, на Мэдисон-авеню, полетел окурок.

— Дело не в тебе, — сказала она, уже помягче. — Пусть ты скучный и неинтересный, ты нравишься мне больше, чем я в состоянии выразить. Но жизнь здесь так монотонна. Никогда ничего не происходит!

— Много чего происходит, — возразил он. — Да пожалуйста: только за сегодня произошло головоломное убийство в Хобокене и самоубийство сенатора в Мэйне; в Конгрессе рассматривали законопроект о поголовной стерилизации агностиков…

— Юмор меня не интересует, — возразила она, — но у меня имеется древняя, как мир, тяга к романтике. Представляешь, Джон, месяц назад я обедала за одним столом с людьми, которые, подбросив монету, разыграли княжество Шварцберг-Райнминстер! В Париже я познакомилась с одним человеком, по имени Блутчдак, который устроил настоящую войну и планирует через год устроить еще одну!

— Ну что ж, тогда для разнообразия давай сегодня куда-нибудь сходим, — упрямо продолжал он.

— Куда же? — презрительно осведомилась Сиротка. — Думаешь, у меня все еще дух захватывает от похода в ночной клуб с бутылкой приторной шипучки? Я давно уже предпочитаю свои собственные воздушные замки!

— Я отведу тебя в самое захватывающее место в городе.

— А что там будет? Ты должен сказать мне, что там будет!

Джон Честнут внезапно глубоко вздохнул и осторожно огляделся, словно опасаясь, что их могут услышать.

— Ну, говоря начистоту, — тихо сказал он, и в голосе его послышалась тревога, — если все откроется, со мной может случиться нечто ужасное.

Она тут же выпрямилась, и подушки попадали с нее, как листья.

— Ты намекаешь, что с тобой произошла какая-то темная история? — воскликнула она, рассмеявшись. — Ни за что не поверю! Нет, Джон, все твои радости жизни проистекают от медленного движения в одном направлении по проторенной дороге — лишь вперед и вперед.

Слова, срывавшиеся с ее губ, похожих на миниатюрную надменную розу, вонзались в него, словно шипы. Джон взял со стула шляпу, пальто и трость.

— Последний раз спрашиваю: пойдешь ты сегодня со мной смотреть то, что покажут?

— Что смотреть? На кого смотреть? Неужели в этой стране есть на что посмотреть?

— Можно посмотреть на принца Уэльского, — произнес он будничным тоном.

— Что? — Она выпрыгнула из шезлонга. — Он в Нью-Йорке?

— Будет сегодня вечером. Хочешь на него посмотреть?

— Хочу ли я? Я ведь никогда его не видела! Всюду, где он бывал, я появлялась позже. Я готова отдать год жизни, чтобы провести рядом с ним хотя бы час! — ее голос дрожал от волнения.

— Он ездил в Канаду. Сюда он приедет инкогнито, посмотреть боксерский матч. Так получилось, что я знаю, куда он собирается сегодня вечером.

Сиротка издала короткий экстатический вопль:

— Доминик! Луиза! Жермен!

Прибежали три девушки. Комната неожиданно заиграла лучами беспорядочного ослепительного света.

— Доминик, машину! — по-французски крикнула Сиротка. — Луиза, мое золотистое платье и туфли с золотыми каблуками! Крупный жемчуг тоже — весь жемчуг, и большой алмаз, и чулки с сапфировыми стрелками. Жермен! Сейчас же пошли в парикмахерскую, пусть срочно высылают мастера. Приготовить ванну — как можно холоднее, с миндальным маслом! Доминик — молнией к Тиффани, пока они не закрылись. Купишь там брошь, кулон, тиару — что угодно, не важно, лишь бы с гербом дома Виндзоров.

Сама она уже расстегивала пуговицы платья — и когда Джон быстро развернулся, чтобы выйти, ткань начала сползать вниз с ее плеч.

— Орхидеи! — крикнула она ему вслед. — Найди мне орхидеи, ради всего святого! Четыре дюжины, мне нужно выбрать!

Горничные, как испуганные птички, уже порхали туда и сюда по комнате.

— Духи, Луиза, открой чемоданчик, где духи — и мои розовые соболя, и мои алмазные подвязки, и прованское масло для рук! Скорее все неси сюда! И это тоже — и это — ах да, и это!

Дальше оставаться было бы уже нескромно, и Джон Честнут вышел из номера. Шестеро управляющих, пребывавших в состояниях утомления, апатии, выхода в отставку и отчаяния разной степени, все еще захламляли холл.