Под маской дьявола (СИ)

— Энрико, не трогай их. Я согласна. Согласна на все. Только не трогай.

— Тогда выбирай. Он или они. Кого ты выберешь?

— Так нельзя, — мотала она головой не в силах поверить, что он поставил ее перед выбором. — Ты не можешь…

— Могу и сделаю. Когда люди не хотят меня слушать, я не трачу на них свое время, я действую. Я тебе несколько раз просил не провоцировать меня. И что? Ты делала все наоборот, но стоило мне показать, что я не шучу и ты тут же испугалась за их никчемные жизни, решая, что можешь манипулировать моими чувствами к тебе. Но ты забыла, что я таким родился Полли и меня чужие жизни давно не трогают.

Она плакала, смотря ему в глаза, пока он говорил все это, периодически встряхивая ее как куклу, и молчала, не зная, что сказать, чтобы не спровоцировать новой вспышки. Когда ему надоело с ней нянчиться, он оттолкнул ее.

— Это последний раз, когда ты меня не слушаешь, тебе ясно? И я сам сделаю выбор за тебя. Они будут жить. Он умрет. Мое последнее слово.

Она всхлипнула и, поняв, что больше ничего не сможет сделать, уходит, поднимаясь по лестнице и думая о том, что она может предпринять в таком случае. Одинокая мысль закрадывалась в ее голову, но она надеялась, что до этого не дойдет. Но судя по его ненормальному состоянию, все же придется воспользоваться планом Б.

Приняв еще раз душ, она надевает пижаму и ложится спать, понимая, что для его исполнения, ей понадобится вся выдержка и силы. Она больше не делает преград в виде одеял и подушек, потому что не видит смысла в них и, зная, что вряд ли он придет ночевать.

50

Утром ее будит горничная, приглашая на завтрак. Спустившись, она встречается взглядом с Энрико, и он салютует ей бокалом с соком.

— Доброе утро, как спалось?

— Прекрасно, ведь тебя не было рядом.

— Детка, что с твоим лицом? — мама Энрико, увидев ее в таком состоянии, стала кудахтать над ней.

— Все в порядке, Мария!

Она тут же замерла, слыша в ее голосе грустные нотки и понимая, что больше не слышит от нее нежности и теплоты, кидая на сына свирепый взгляд.

— Полли вчера волновалась из-за примерки платья, правда милая?

— Не правда милый, — улыбается Полли, делая глоток из чашки с кофе. — Но это не важно. Мария, будьте добры, попросите больше не варить такой кофе, тошнит от горечи.

— Полли!

— Да Энрико? — ее улыбка полна яда и сарказма и его это злит, потому что ему казалось вчера, они пришли к обоюдному согласию.

— Вчера я плохо объяснил наверно…

— Нет, ты прекрасно донес до меня, что если не соглашусь быть твоей, ты убьешь всех кто мне дорог!

— Что?!? — Мария была ошарашена таким поворотом событий, и Энрико аж побагровел от злости.

— Шутка! — голос Полли не выдавал веселья, а глаза метали молнии в него. — Энрико прав. Я просто волнуюсь и начинаю нести ерунду. Примерка в десять?

Она кивнула и Полли улыбнувшись, вышла из-за стола, говоря, что не голодна. Она стояла у окна, смотря во двор, понимая, что решилась на отчаянную игру, в которой могут пострадать все. Но она знала, что он не станет забирать слово, данное ей вчера.

— Хочешь разозлить меня посильнее? — его голос раздается у нее над ухом, но она даже не дергается, понимая, что вчера ночью выплакала все слезы и страх.

— Знаешь, когда у тебя никого не остается, страх исчезает сам по себе. Надеюсь, ты человек слова и не станешь убивать тех, кого пообещал вчера отпустить.

— Значит, парнишку тебе не жаль? — он отчего-то улыбается, и она улыбается в ответ.

— Что предначертано судьбой не избежать.

— Хорошо, что ты смирилась с этим. Так будет лучше.

— Для кого?

— Для тебя в первую очередь.

Она промолчала, отвернувшись к окну, и он покинул гостиную. Спустя полчаса, двери распахнулись и в гостиную вошли несколько девушек, толкая перед собой вешалки с платьями. Она не принимала в примерке никакого участия, поэтому, когда Мария спрашивала, какое платье ей нравится, она говорила, любое. Поняв, что так ничего не добиться, она зовет Энрико и он, отобрав пару платьев, заставляет ее надеть их.

Одно пышное, второе приталенное. Ей нравится второе, но она не подает вида, желая, чтобы все это поскорее закончилось. Но Энрико будто чувствует это и оставляет второй вариант. Она смотрит на себя в зеркало и проводит руками по ткани. Открытые плечи спереди, уходят клином к низу на спине, завершая его несколькими пуговками. Рукава три четверти прилегают плотно, кружево облегает ее худенькую фигурку и спускается прямым кроем к щиколоткам.

— Нужны туфли! — командует он и, поставив ее у зеркала, прикладывает фату.

— Зачем? — спрашивает она и он говорит, что это символ невинности. — Не нужно. Я потеряла невинность в тринадцать, вряд ли кусок белой материи вернет ее.

— Полли! — он едва не рычит, но она отталкивает его и отходит.

— Мне нравится это платье. Фаты не надо.

— Хорошо, сделаем прическу и цветы.

— Хорошо, — улыбнулась она и ушла в комнату, чтобы переодеться.

— Сынок, что значит, она лишилась невинности в тринадцать? Ее что, изнасиловали?

— Нет мам. Она имеет в виду, смерть родителей, — его злит, что она пытается ненароком выплеснуть правду на мать, и ему приходится оправдываться. — Я помогу ей.