Под маской невинности

«Наверняка и Брехт оказался свидетелем несчастья, постигшего семью Чэннинга, — решила Мэгги, — хотя, конечно, рвение, с каким он оберегал могилу, было явно излишним. Интересно, он выполняет распоряжение хозяина, или его тоже что-то связывало с покойной? Интересно, была Фиона брюнеткой или блондинкой, как я, — продолжала размышлять Мэгги. — Высокого роста или маленькая? Плотного сложения или хрупкая? Девушка из такой же богатой семьи, как и Дирек, или бедная, но красивая Галатея, рядом с которой он изображал из себя Пигмалиона, превращающего ее в идеальную жену?»

Намеки сестер Маркар на таинственный скандал тоже заставляли Мэгги строить догадки относительно Фионы Чэннинг. В их упоминании о ребенке было явное несоответствие — мальчик, не принявший стороны никого из родителей, и младенец, чье появление на свет взбудоражило общество, заставив всех гадать, кто его отец.

Если бы ребенок Фионы родился мертвым, едва ли его бы увидели многие. Еще труднее представить себе, чтобы младенец сильно отличался от всех новорожденных. Неужели сестры Маркар запутались в том, что произошло на Линкс-Бэй, до такой степени.

«Старческий маразм», — наверняка сказал бы Трои. Чего можно ожидать от выживших из ума старых дев, если ни та, ни другая не в состоянии вспомнить, кто на пять минут старше? Однако Мэгги встречала пожилых людей, которые забывали, что ели на завтрак, но зато могли подробно рассказать, что делали в тот день, когда произошел обвал на бирже, или какой на них был костюм во время открытия дерби в Кентукки ровно тридцать лет назад.

Пустая история, рассказанная Корой и Нороя, казалась странной, Мэгги никак не могла исключить, что частица правды в ней есть, правды, отчасти подтвердившейся и ее собственным открытием: жена и ребенок существовали.

Фиона, Фиона, Фиона — имя звучало у нее в голове, сливаясь с боем стоявших в холле старинных часов, напоминавших, что до утра уже недалеко.

Непрошеные воспоминания о поцелуе Чэннинга в «Спейс Нидл» тоже будоражили воображение Мэгги. Так же ли целовал он Фиону? Может быть, его суженая любила его? Или просто терпела, пока не представился случай найти утешение в объятиях того, кто оказался нежнее?

Фиона Линдсей Чэннинг, вероятно, так и не обрела успокоения, хотя и пыталась. Подумав о том, что бедная женщина похоронена на острове, откуда стремилась убежать, Мэгги горько усмехнулась. Чэннинг и теперь не перестал властвовать над женой точно так же, как властвовал и над ней.

Мэгги стало не по себе, когда она стала думать о том, что могло случиться с Фионой — смерть во время родов казалась чем-то слишком невинным в зловещей атмосфере, царившей на Линкс-Бэй. Несчастный случай? Убийство? Она вполне готова была поверить в последнее, на себе испытав легкость, с какой Брехт прибегает к оружию, чтобы убедить человека всего-навсего вернуться домой.

У Чэннинга есть тайна, которую он скрывает, а всевидящий Брехт поклялся оберегать, — в этом она теперь не сомневалась. Чем дальше, тем больше Мэгги убеждалась, что именно этот секрет стоил жизни отцу.

Не в силах успокоиться, она перевернула подушку и, прижавшись щекой к прохладной наволочке, подумала, что наверняка не первая мучается бессонницей в этой широкой удобной постели. Она вспомнила о хрусталике и о том, что сказал Дирек о наивной вере Фионы. Какие чувства скрывались за его словами — глубокая боль или сознание своей правоты?

Что бы там ни было, Мэгги была уверена, что не о ней и не о Фионе он думает в эту ночь. Его мысли и сердце отданы темноволосой любовнице, окутанной ароматом женьшеня.

Ее дурное настроение, усиленное недостатком сна, не укрылось от Чэннинга, когда она явилась на следующее утро в кафе по его приглашению, а вернее, распоряжению, переданному Кливлендом.

— Вы встали не с той ноги? — любезно осведомился миллионер с видом человека, которому удалось только что получить все, чего он хотел.

— Того, как я встала, никто хотя бы не видел, — ответила Мэгги, не задумываясь о том, как это звучит.

— Не знаю, я должен быть польщен или оскорблен тем, что вас интересует, с кем я сплю?

— Ни с какой стороны.

Чэннинг намазал маслом печенье.

— В таком случае, надеюсь, это не вы вчера вечером позвонили домой Борстоу и повесили трубку?

— Зачем мне это надо?

— Незачем, тем более что вы обо мне и так все знаете.

Мэгги прикусила язык.

— Между прочим, я как раз у них и был, — продолжал Чэннинг, — Пит и Лин-Мэ часто приглашают меня переночевать, если я остаюсь в городе.

— Какие милые люди, — ответила Мэгги. «И как удобно его любовнице», подумала она про себя.

— Вы очень нравитесь Лин-Мэ, — не унимался Чэннинг. — Да, кстати, я принес вам книги. Она сказала, что вы можете держать их сколько хотите.

— Поблагодарите ее, пожалуйста, от моего имени, когда увидите следующий раз.

— Она кое о чем рассказала мне, с ваших слов.

— О чем же?

Чэннинг налил себе еще кофе.

— Об архиве. Насколько я понял, вы очень полюбили это заведение, и еще, справочный зал библиотеки.

— Мы же с вами договаривались, что я буду заниматься и этой работой.

Чэннинг загадочно улыбнулся.