Под маской невинности

Самое странное, что лицо, которое Мэгги видела перед собой, отчего-то казалось ей знакомым. Поскольку в коллекции Чэннинга вообще не было ни одного женского портрета, это было необъяснимо. Судорожно роясь в памяти, Мэгги никак не могла понять, откуда взялось у нее это ощущение deja vu.[1]

Раздумывая, подтащить ей картину поближе к окну или включить свет, Мэгги услышала шаги на лестнице и, в испуге затолкав холст на место, склонилась над коробками.

— Слава Богу, что вы пришли, — облегченно вздохнув, сказала она, когда в дверном проеме возник силуэт Брехта. — Коробки оказались увесистее, чем я думала. Поможете отнести их вниз?

Выходя с чердака, Мэгги, покосившись на Брехта, заметила, что он оглядывает чердак, проверяя все ли здесь в порядке. Оставалось только надеяться, что он ничего не заметил.

* * *

— Значит, Твилар пригласил вас на ленч? — поинтересовался Чэннинг, наливая в свою рюмку «Реми Мартэн», а уже наполненную протягивая Мэгги.

За окном бушевала летняя гроза, отчего-то заставлявшая Мэгги ощущать тревогу.

— Вы что, ясновидящий, — поинтересовалась она, — или работаете параллельно с ЦРУ? Чэннинг улыбнулся.

— У вас слишком богатое воображение, Мэгги. Твилар звонил мне по делу, и мы говорили о вас.

Взбесившись из-за того, что Чэннингу снова удалось ее переиграть, Мэгги спросила:

— Хорошо или плохо?

— Только хорошо, — ответил Чэннинг, — с восторгом, если хотите.

— Но этот человек меня совсем не знает. Чэннинг внимательно смотрел на нее поверх рюмки, как огранщик, разглядывающий алмаз.

— Но ведь часто достаточно и первого впечатления.

Смущенная его неожиданной любезностью, Мэгги решила заговорить о другом.

— Что заставило вас всю неделю пробыть в городе? — поинтересовалась она. «Кроме Лин-Мэ», — добавила она про себя.

— Дела. Вы ведь знаете, что у меня в шкафу еще полно пирогов, кроме того, что стоит на столе.

— Никогда не слышала этой поговорки.

— Так говорят в Вирджинии.

Чэннинг сидел напротив нее на диване, в джинсах, теннисных туфлях и рубашке свободного покроя с открытым воротом. Пожалуй, впервые, с тех пор как Мэгги приехала на Линкс-Бэй, он предстал перед ней в домашнем виде. Его непринужденность очень насторожила Мэгги, усилив желание держаться с ним холодно.

— А я и забыла, что вы выросли не здесь, — сказала она. — Невозможно представить себе, что вы не всегда жили на острове.

— У всех свои корни. Мои — на востоке, — произнес он задумчиво, и Мэгги снова захотелось разузнать о нем побольше.

— У вас было счастливое детство? — решилась спросить она.

— Привилегированное, но не особенно счастливое.

— И что же помешало вам чувствовать себя счастливым?

Как ни странно, Чэннинг ответил:

— И мать и отец, каждый по-своему доставляли мне неприятности. — Он нахмурился:

— Я думаю, вам это должно быть понятно.

Поскольку Чэннингу была хорошо известна склонность ее отца пускаться в любые приключения, не задумываясь о том, куда они его заведут, Мэгги согласно кивнула.

— Может быть, и неплохо, если в юном возрасте тебя таскают с места на место, — продолжал он. — Я узнал, что существуют два мира, приобрел вкус к путешествиям, сумел разглядеть в каждом из родителей что-то свое, а не относиться к ним как к паре.

— Вы говорите так, будто в применении к ним слово «пара» звучало как ругательство.

— Вначале нет, но потом произошло то, чего не пожелаешь и врагу. — Чэннинг помолчал, потом отпил коньяку и продолжал:

— Сиэтл для моей матери навсегда остался «варварским» городом. Думаю, она была бы потрясена, если бы увидела, в какое сокровище он превратился.

— А она еще…

Яростный раскат грома заглушил последние слова Мэгги, и комната погрузилась в темноту.

— Ничего страшного, — поспешил успокоить ее Чэннинг, пытаясь нащупать в темноте ее руку и вместо этого дотрагиваясь до коленки. — У нас есть генератор — Брехт через несколько минут все исправит.

Ослепительная вспышка молнии за французским окном на мгновение осветила южный балкон и деревья под ним.

Чэннинг не убирал руки с ее колена. Мэгги чуть-чуть отодвинулась, чтобы сбросить ее.

— Вы боитесь грозы? — спросил он.

— Нет, под крышей я чувствую себя в безопасности, — ответила Мэгги, сразу же пожалев о том, что сказала.

В безопасности — как может она чувствовать себя в безопасности рядом с человеком, который лжет, предает и, возможно, способен совершить убийство. С человеком, к которому она чувствует опасное влечение…

— Возьмите меня на минутку за руку, — послышался в темноте негромкий голос Чэннинга. Чувствуя, что она колеблется, он добавил:

— Я не хочу, чтобы мы с вами спотыкались, как два клоуна, налетая на мебель. Давайте подойдем к окну, там все же чуть светлее.

— Но нам вовсе необязательно сейчас куда-то идти, — возразила Мэгги, радуясь, что он не видит ее растерянного лица.

— Как хотите, — хмыкнул Чэннинг, и Мэгги услышала, что он встал и начал ходить по комнате.

— Ладно, — согласилась она, решив, что лучше знать, где он, чем сидеть и ждать, пока случится что-нибудь неприятное. — А разве свет не должен вот-вот зажечься?