Под маской объективности

Здесь «Нью-Йорк таймс» вновь выступала в роли изощрённого фальсификатора действительности, хотя она и не прибегала к явному искажению фактов. На практике как двусторонние беседы, так и официальная встреча прекрасно сочетались и дополняли друг друга, что же касается газеты, то она противопоставляла одно другому.

«Нью-Йорк таймс», помещая репортажи своих корреспондентов о ходе совещания, акцентировала внимание читателей на мелочах, на самых ничтожных деталях. Например, Ф. Льюис в своём сообщении главное место отвела сплетням, кулуарным разговорам, мелким, часто колким замечаниям. К. Рен в репортаже о закрытии совещания рассказывал о том, кто как был одет, что ели, что пили, во сколько обошлась организация встречи, кто обслуживал её участников и так далее.

Газета за множеством второстепенных и незначительных подробностей стремилась скрыть от читателей главное – значение Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе для судеб народов многих стран мира.

3. «Нью-Йорк таймс» навязчиво проводила идею о том, будто совещание не представляло большого интереса для рядовых американцев или европейцев. Им, может быть, и приятно было наблюдать по телевизору за тем, как улыбаются и говорят о мире главы их правительств, это лучше, чем слушать разговоры о войне; однако «гораздо больше они интересуются работой, ценами и другими материальными вопросами, непосредственно их касающимися»[220], – утверждал Дж. Рестон.

В этой жалкой роли дёгтемарателей помимо обычных газетных подёнщиков оказались известные, хорошо оплачиваемые и теперь уже далеко не молодые «столпы» американской «Нью-Йорк таймс» Сульцбергер и Рестон. Развязность, с которой они судят о крупнейшем в истории Европы событии, вдохновлена им деньгами владельцев газет. Но пусть по крайней мере эти «отравители» не выдают раздражённую волю этих денег за «общественное мнение» Америки…

«За рубежом»

Тот факт, что Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе – важный вклад в дело укрепления мира, без сохранения которого многие, если не все бытовые и материальные вопросы, ныне представляющиеся существенными, утратили бы всякий смысл, Дж. Рестон обошёл молчанием. Газета избегала подчёркивать то, что в действительности совещание в Хельсинки, явившееся результатом успешного развития процесса разрядки, привлекало пристальное внимание самых широких слоёв населения разных стран.

Характерно, что, формируя подобным образом взгляды американцев по данному вопросу, газета не упускала случая сослаться на якобы «широко распространённое среди общественности Соединённых Штатов критическое отношение к совещанию в Хельсинки», видя в этом одно из оправданий негативного его освещения на своих страницах. Таким образом, создавался замкнутый круг. С одной стороны, «Нью-Йорк таймс» многое делала для того, чтобы вызвать у американцев враждебное отношение к совещанию, с другой стороны, ссылками на их мнение оправдывала свою редакционную политику. Газета не стеснялась открыто заявлять о своей позиции. «Как и многие американцы, мы испытываем глубокий скептицизм в связи с хельсинкской встречей»[221], – писала она.

Подобные утверждения «Нью-Йорк таймс» в отношении «многих американцев» весьма сомнительны. Газета, видимо, понимала привлекательность совещания в Хельсинки для народа своей страны и учитывала это при подготовке своих материалов. Теперь многие из аналитических статей и комментариев на международные темы начинались рассуждениями газеты о событиях в Хельсинки или о провозглашённых там принципах. При этом «Нью-Йорк таймс», во-первых, привлекала внимание читателей, интересующихся результатами совещания, а во-вторых, старалась осторожно, но настойчиво развенчать хельсинкские принципы в представлении американцев, заявляя через несколько дней после окончания совещания, что, мол, ничего в мире после их принятия не изменилось, что «Восток – это Восток, а Запад – это Запад, даже после Хельсинки»[222]. Газета чрезвычайно опасалась положительного влияния, которое оказывало совещание на умы народов, и всячески противодействовала этому.