Под мостом из карамели

Не обходилось и без скандалов – обнаружилось, что на папье-машетный торт пошли клочки школьного дневника, «потерянного» в конце первой четверти второго класса. Разговоры «Леточка, ты бы пошла, побегала» и «за уроками бы столько сидела!» велись лицемерно, в тайне и папе, и бабушке нравилось, что ребёнок – удобный в быту, никому не мешает. Бабушка беспрепятственно уходила на презентации альманахов и поэтических сборников, где пила вино и водку со старой журналистской гвардией. Папа купил свой первый компьютер и без помех проводил вечера, осваивая программу архитектурного проектирования. Никто не досаждал, не шумел, не приставал с подвижными играми и дислалическими разговорами – Лета часами тихо рвала газеты и журналы на клочки и смотрела, как они погружаются в трясину крахмального клейстера. Постепенно от картонных пряников и баранок она перешла к приготовлению настоящих сладостей – в третьем классе варила на чугунной сковороде, намазанной растительным маслом, «молочный сахар», в четвертом освоила «сладкую колбасу» с какао и орехами и печенье-полумесяцы, в пятом, спалив до черноты две кастрюли, овладела хворостом с сахарной пудрой. В шестом классе Лета попросила на день рожденья электрическую вафельницу и испекла свой первый торт – «Медвежья лапа». В седьмом торт был сделан уже по собственному рецепту и украшен леденцовыми фигурками толстого бутылочного стекла, с натяжкой похожими на зверушек. Домашние леденцы Лете полюбились еще в детском саду. Рецептом самодельных петушков своего скудного в пищевом отношении детства, не просчитав последствий, поделилась бабушка. Лета закоптила все ложки, глядя, как закипает и зернится по ободку вода, и сахар тает, а сироп начинает ворочаться, испускать желтизну, клокотать медными пузырями. Как только кухню заполняло сладкое облако, за спиной Леты – за столом в уголке – усаживалась гадина, змея. Лете хотелось взглянуть на змею, но она не могла обмануть папу, он бы стал плакать от обиды. Поэтому Лета стояла у плиты, не оборачиваясь, и сосредоточенно смотрела, как карамельная лава сползает с ложки, а после натекает на сердце горячим языком. Но, стоило задуматься, зашептать слова, от которых взгляд гадины колыхался и плыл по кухне липучими кольцами, сироп начинал сердиться, темнел и превращался в смоляную жженку. А в углу за столом оказывалась просто тень от холодильника.

Если карамель переваривалась до траурной горечи, ничего уже нельзя было исправить – только начать всё с начала. Выбрасывать испорченные леденцы было жалко, и Лета часто делала уроки или читала книжку, засунув за щеку ложку с пригоревшими черными комками, горькими и першистыми. Но если не отвлекаться на тени и шорохи, не сводить с карамели глаз и в нужный момент быстро разлить тонким слоем по масляному блюдцу, она застывает светящимися медальонами. Леденцы всегда получались твердыми и хрупкими одновременно, совсем, как сердце Леты. Ей нравилось, что истончившийся до прозрачного лезвия обсосанный леденец резал щёки, язык и вены. Она кормила монетками, петушками и кругляшами мишек и кукол, и раскладывала толстенькие карамельные сердечки в укромных уголках комнаты – для змеи. Это было угощенье, какое кладут домовому – опасливое задабривание, сладкий ужас встречи и нежелания увидеть одновременно.

Осколки бракованных пластин Лета крошила пестиком и делала самодельный грильяж. Правда, угощать им было некого.

– Ой, как вкусно, – лживо причмокивал папа и норовил выплюнуть леденец в комок бумаги – берег импортный пломбировочный материал, как раз в те годы стоматологи начали драть с народа.

Бабушкино отношение к увлечению Леты тоже было нестабильным.

– Сахар переводишь, весь мельхиор сгубила, – часто ворчала она и угрожала заменить ложки на алюминиевые, устроить общепит.

– Зубы от твоих конфет сломаешь, – посетовала учительница, когда Лета принесла в класс на чаепитие самодельные леденцовые монетки.

Вообще-то учительница была добродушной, ходила по гимназии в домашних тапочках, но, впервые придя в класс, удивилась, прочитав в журнале имя Леты:

– Это кто ж тебя так назвал? Ну, многие лета!

Одноклассники игры слов не поняли, но дружно засмеялись. Поэтому Лета учительницу не любила. А своё имя ненавидела. Всё началось с новогоднего утренника – первая учительница предложила детям и родителям станцевать «очень простой и веселый танец», финскую полечку «Летка-енка», и включила магнитофон с глупой песней. Дети покатились со смеху.

– Мамы, папы, не отстаем! – кричала первая учительница. – Все танцуем!

– Я думал, самый тупой танец – маленьких утят, оказывается, есть еще тупее, – хохотал, перекрикивая музыку, и выкидывал ноги в бартерных кроссовках чей-то родитель.

– Вот сволочи поганые! – неизвестно кого имея в виду, возмутилась бабушка, когда Лета, всхлипывая, рассказала про финскую полечку.