Под музыку русского слова

И вот, я чую, надо мною,
Не наяву и не во сне,
Как бы повеяло весною,
Как бы запело о весне…
Знакомый голос…голос чудный…
То лирный звук, то женский вздох…

Ф. И. Тютчев. 1850

А вздохи были. Были и невидимые миру слезы.

Ростопчина (мы обедали с ее мужем втроем) после обеда долго и искренно толковала со мною о себе вдвоем. Она жалуется, что ее жизнь лишена первого счастия — домашней теплоты. Она говорит, что сердце ее вовсе не создано к той жизни, какую принуждена вести теперь, и беспрестанно твердила стих Татьяны:

       …Отдать бы рада
Всю эту ветошь маскарада…

П. А. Плетнев — Я. К. Гроту. 21. 10.1844

Екатерине Андреевне Карамзиной

Когда, насытившись весельем шумным света,
Я жизнью умственной вполне хочу пожить
И просится душа, мечтою разогрета,
Среди душ родственных свободно погостить, —
К приюту тихому беседы просвещенной,
К жилищу светлых дум дорогу знаю я,
И радостно спешу к семье благословенной,
Где дружеский прием радушно ждет меня.
Там говорят и думают по-русски,
Там чувством родины проникнуты сердца;
Там чинность модная своею цепью узкой
Не душит, не теснит…
… в нас сердце оживает,
За круговым столом, у яркого огня
Хлад зимний, светский хлад оно позабывает
И, умиленное, внезапно постигает
       Поэзию домашнего житья.

Е. Ростопчина. «Где мне хорошо». 1838

Жизнь украшается только радостями, а поэзия украшает и тяжелые истины жизни.

Б.Н. Алмазов. 1851

(для Елизаветы Петровны Пашковой)

Когда б он знал, как страстно и как нежно
Он, мой кумир, рабой своей любим…
Когда б он знал, что в грусти безнадежной
Увяну я, непонятая им!..
Когда б он знал… в душе его убитой
Любви бы вновь язык заговорил,
И юности восторг полузабытый
Его бы вновь согрел и оживил!
И я тогда, счастливица!.. любима…
Любима им была бы, может быть!
Надежда льстит тоске неутолимой;
Не любит он… а мог бы полюбить!

Е. Ростопчина. «Когда б он знал!». 1830

Дело было о масленой (1849 год). Погодин звал разных своих знакомых «на блины». Островский обещал приехать и читать свою «новую комедию». В числе приглашенных были: Гоголь, Хомяков, актер Щепкин, некоторая часть молодой редакции «Московитянина», Ростопчина…

Графиня приехала (как кто-то сейчас же заметил: в одиночных санях в одну лошадь), одета она была очень просто. Все уселись на самой невзыскательной мебели хозяйского кабинета, иным пришлось лепиться на подоконниках или даже просто стоять. Островский поместился в левом углу, у окон, и едва начал читать, как не видимо и не слышно ни для кого подкрался коридором Гоголь и стал в дверях, прислонившись правым плечом к притолоке, и так оставался во все время чтения.

Пьеса произвела сильное впечатление. Все акты были выслушаны с самым полным вниманием, без одобрений, в мертвой тишине… Графиня говорила с автором более чем с кем-нибудь и просила его бывать у нее по субботам вечером. Такие же приглашения получили еще несколько лиц, так возникли «субботы Ростопчиной»…

Н. В. Берг. 1883

Всего памятнее была для меня дружба с Гоголем, недолгая — в последний год его жизни, когда он стал часто бывать у меня, шутить, показывать, что ему приятно мое всепреданное уважение, он сам говорил мне с удовольствием о приготовленных им новинках, а вы знаете, как это редко с ним случалось.

Е. П. Ростопчина — В. А. Жуковскому. Москва. 13. 03. 1852

Теперь всех занимает одно: это — горестное известие о кончине Гоголя.

П. А. Плетнев — Я. К. Гроту. 08.03.1852

Да Гоголь-то, что он сам, как не сильнейший из поэтов?

Е. П. Ростопчина — М. П. Погодину. 23.05.1852