Без конца и без края,без лица и названьяопустевшего небаопустившийся гнет,и на бронзе вопросов —патина пониманья,и на прозе ответов,как на горле – налет.«В этой чаще величавой…»
В этой чаще величавойна пути домойдо краев полны ухабычерною водой,черною водой, замшелой,черною водой,хоть жара на свете беломстала золотой.«Сила ли, слабость, облик, лик…»
Сила ли, слабость, облик, лик —мы коренимся в нас самих —суглинок или черноземнам нипочем – в себе несеммы тот поток, что перейтипопробуй обреченно ты:вот уж по пояс, вот по грудьсистемы кровеносной глубь.«Были вы – воздух…»
Были вы – воздух:я слушал извне,как этот отзвукстихает во мне,но словесамивы стали, как есть…чьими глазамитеперь вас прочесть? —знаете сами,я стал им чужой —чьими глазами?чьею душой?«Течет вода, но отраженье…»
Течет вода, но отраженьена ней недвижно. Жизнь и естьводы подспудное движеньекуда-невесть, куда-невесть.А что же дальше, Бога ради,скажи? – За треском тростников —недвижный взор окрестной глади,и в нем движенье облаков.«Как в детстве я любил ходить по кладбищу, что рядом…»
Как в детстве я любил ходить по кладбищу, что рядомс Всехсвятской церковью (давно снесли его под дом),и безымянные читать не имена, а буквыи числа – сей кратчайший сказ о жизненном пути.…К могилам гнулись дерева и бабушки в платочках,и с фотографий на крестах, как прежде с лиц живых,сошел румянец-анилин – казалось, загрубелибезликие черты: мороз, ненастье… И тогдане понимал я, чем влеком я был к тому погосту,что век не разомкнет уста, объятия крестоввек не сомкнет… и почему я вроде бы стыдилсяпрогулок этих средь могил горбатых, но теперья понимаю: дело в том, что я СТЫДИЛСЯ СМЕРТИ —казалось мне, я подсмотрел зазорное, и стыдмой был младенчески глубок. Да: я стыдился смерти,я и теперь ее стыжусь, коль с нею тет-а-тет.«Донага обобраны…»
Донага обобраны —у своего ж порога,оскверненные извне,равно как изнутри,церкви заблудившиесястоят одинокопо обочинам дорог,по которым шли.«Скажи, Бога ради…»
Скажи, Бога ради,вдруг былого ледне растаял сзади,а уплыл вперед,и в грядущем толькодней прошедших настпредательски тонкоподжидает нас?Осень
Два глухонемыхна лавке сырой,один – стар и тих,помоложе другой.Невнятица рук.Глаз круговорот.Пронзительный звукгримасы. Но вот,устав от речейрукотворных юнца,старик невзначайЗАКРЫВАЕТ ГЛАЗА.«Октябрь трясет…»
Октябрь трясетпадучей листопада,и что ни год,то явственнее нам:и ты, и я —давно в преддверье ада —прощенияпо разным сторонам.«Все воск, да воск…»