Под напряжением

— Спасибо, Пуласки.

Неловкий момент. Райм настолько редко делал комплименты, что получавшие их люди не всегда знали, как вести себя в подобных случаях.

— Я постарался не слишком загрязнить место происшествия.

— Если речь идет о спасении человеческой жизни, об этом можно не думать. Запомнил?

— Да, конечно.

— Ты прошел место происшествия у канализационного люка, — продолжил главный криминалист. — И видел то место, где он прорезал отверстие в ограждении? И туннель?

— Да, сэр.

— И что-нибудь тебе бросилось в глаза?

— Только следы. Я их снял.

— Посмотрим, о чем они нам расскажут.

Том не терпящим возражений тоном прошептал на ухо Райму:

— Линкольн!..

— Еще одну минутку. Теперь ты должен еще кое в чем мне помочь, Новичок. Видишь вон тот ресторан или кафе на противоположной от подстанции стороне улицы?

Парень посмотрел направо.

— Я понял… Послушайте, а откуда вы узнали, что там есть кафе?

— О, конечно же, во время одной из своих послеобеденных прогулок, — ответил Райм, усмехнувшись.

— Но… — Молодой человек пришел в явное замешательство.

— Я знал, что там должно быть что-то в этом роде. Преступнику необходимо было откуда-то наблюдать за подстанцией. Он не мог следить за ней из гостиничного номера, так как ему пришлось бы зарегистрироваться, или из здания офиса, так как подобное вызвало бы подозрения. Он должен был найти какое-то место, откуда мог спокойно созерцать свой объект.

— О, я понял. Вы имеете в виду его психологию. Ему доставляет удовольствие наблюдать за взрывами.

Время комплиментов прошло.

— Господи, Новичок, это уже анализ личностного профиля преступника. А тебе ведь прекрасно известно мое отношение к подобным вещам.

— Гм… Да, оно у вас не очень хорошее, Линкольн.

Райм заметил, что Амелия, стоявшая за спиной у Рона, улыбается.

— Ему нужно было увидеть, как работает устройство. Он создал нечто уникальное. Его оружие — вольтова дуга — трудно испытывать обычными способами. Ему необходимо было подстроиться под напряжение, узнать о выключателях. Преступник должен был удостовериться, что все произойдет в нужный момент — именно когда автобус окажется на остановке. Он начал манипуляции с компьютерами компании в одиннадцать двадцать, а через десять минут все уже было кончено. Так что иди и побеседуй с владельцем ресторана…

— Кафе.

— …да, кафе, и узнай у него, был ли кто-нибудь там и сидел ли у окна за какое-то время до взрыва. Он должен был уйти сразу же после взрыва, до приезда полиции и пожарных. Да, и узнай, есть ли у них широкополосный Интернет и кто является провайдером.

Райм увидел, как Том, надевший резиновые перчатки, нетерпеливо жестикулирует.

Наряд по очистке от дерьма…

— Да, конечно, Линкольн.

— И тогда…

— Закрыть кафе и тщательно осмотреть место, где он сидел.

— Совершенно верно, Новичок. После чего немедленно возвращайтесь сюда. Оба.

Нажатием на кнопку одним из своих действующих пальцев Райм прервал разговор.

10

«Облачная зона», — думал Фред Дельрей, вспоминая, как особый агент Такер Макдэниел, только что пришедший на работу в нью-йоркский офис ФБР, собрал своих подчиненных и прочел им лекцию примерно на ту же тему, на которую он говорил несколько часов назад в доме Райма. О новых методах коммуникации, которые используют преступники, и о том, как ускорение научного прогресса облегчает жизнь им и усложняет нам.

«Облачная зона…»

Дельрей, конечно же, прекрасно понимал, что имелось в виду под этими словами. В наше время невозможно работать в правоохранительных органах и ничего не знать о хай-тековских подходах Макдэниела к розыску и поимке преступников, что вовсе не означало, что подобные подходы Дельрею нравились. Нет, ни в малейшей степени. И прежде всего из-за смысла пресловутой фразы. Она стала для него символом фундаментальных и, возможно, катастрофических изменений в жизни практически каждого человека.

Изменений и в его жизни тоже.

По дороге в центр на метро в тот ясный солнечный полдень Дельрей думал о своем отце, профессоре колледжа Мэримаунт-Манхэттен, авторе нескольких книг об афроамериканских философах и культурологах. Он пришел в академические круги в тридцать лет и остался там навсегда. И умер за тем столом, который называл своим домом на протяжении нескольких десятилетий. Он упал на корректуру статей того самого журнала, который основал во времена, когда гибель Мартина Лютера Кинга была еще свежа в памяти людей.

За время жизни его отца политика изменилась самым кардинальным образом — падение коммунистической системы, уход в прошлое расовой сегрегации, всплеск терроризма. Компьютеры заменили печатные машинки и библиотеки. В автомобилях появились подушки безопасности. Количество телевизионных каналов увеличилось с четырех до нескольких сотен. Но суть человеческой жизни практически не изменилась. Дельрей-старший процветал в закрытом академическом мирке, занимаясь своей любимой философией, и как же ему хотелось, чтобы сын пошел по его стопам и тоже занялся исследованиями природы человеческого бытия. Как он пытался привить своему сыну любовь к делу своей жизни!..