Под наживкой скрывается крючок

— Допустим, — кивнул неохотно Дедов. — Да, припоминаю. Меня попросил знакомый. Этот самый соучредитель. Он говорил, что моя фамилия будет ему в помощь с партнерами на Кипре, ведь я там работал в торгпредстве. Кто знал, что фирма довольно быстро разорится. А что? Он занимался чем-то незаконным? Ай-яй-яй. Кто бы мог подумать? Какой негодяй!

— Этот ваш конферанс весьма артистичен. Но юридически вы хозяева с Туляевым в равных долях… Это Туляев? — Ермилов показал фото слесаря.

— Первый раз вижу этого господина. Значит, Туляев еще и мошенник. Обманул меня, выдавал себя за другого. Арестуйте его и судите. Я первый подам на него в суд за обман. Как я мог быть таким доверчивым? — Он улыбался цинично, дескать, попробуй меня уличи. Как угорь, выскальзывал из рук Ермилова.

— Суд не примет во внимание все ваши ахи и охи. Обвинение выйдет с просьбой о максимально строгом наказании. Семь лет. Семь не дадут, но год или два, и не условно. Поверьте моему опыту. Если вы во всех махинациях искренне и охотно сознаетесь — рассчитывать на условный срок более чем реально.

— Вам-то с этого какой профит? — озлобленно, утратив ироничный тон, спросил Дедов.

Ермилов не знал, что накануне его поездка к Граевскому, уже поздно вечером того же дня, аукнулась Юрию в камере. Около его койки возник тот же уголовник, положил кулаки на край матраса и сообщил;

— Ты — труп! Болтать стал. А я ведь тебя предупреждал… Не доживешь до суда.

— О чем болтать? — не удержался от вопроса возмущенный очевидной несправедливостью Дедов, однако какой справедливости можно ожидать от уголовника?

Юрия он ответом не удостоил, многозначительно посмотрел на него и удалился в свой угол.

Другие обитатели камеры во время этих «разговоров» Дедова с уголовником затихали. То ли прислушивались, то ли боялись обратить на себя внимание…

— Я — следователь. Разумеется, моя заинтересованность — посадить преступника по закону, на тот срок, какой он заслужил. Храни закон, и закон сохранит тебя… Но если я вижу раскаяние, человек не мешает следствию, я не считаю необходимым давить его неумолимо катком из принципа — лишь бы осудить и посадить.

— Вас послушаешь — так вы благодетель!

Ермилов промолчал и после паузы сказал многозначительно:

— Граевский вам не поможет.

Дедов посмотрел на следователя с подозрением. В его глазах читались вопросы. Откуда Ермилов знает о Граевском?.. Не связан ли следователь с бывшим шефом Юрия? Однако высказывать вслух эти вопросы он не спешил. Более того, скоренько сориентировался:

— Если вы о моем бывшем коллеге по работе в министерстве, чем он может мне помочь? Вздор какой-то. Наоборот, это я ему навстречу пошел, он живет на моей даче.

— Он не просто живет там. А возвел дом, обустроил под себя участок.

— Ну и что? Я не люблю жить за городом. Пусть старик порадуется.

— Какая уж тут радость? Дом он строил на свои, а формально — и участок, и дом ваши. Ему теперь съезжать надо, так как на ваше имущество до суда наложен арест.

— Жаль, — сухо прокомментировал Юрий.

— И Воробьева придется попросить из еще одного вашего дома, который он тоже строил сам. Зам министра финансов к вам каким боком?

— У него спросите, — огрызнулся Дедов, воображая, как пальцы уголовника с татуировками сжимаются на его горле.

Юрий думал, что молчанием обеспечит себе безопасность, но этот проныра-следователь уже прознал и о Граевском, и о Воробьеве — и пусть он не знает истинной подоплеки их взаимоотношений, если начнет таскать их на допросы, Дедову не поздоровится…

Когда Ермилов уже вышел из «Матросской тишины», поднимая воротник и зябко поводя широкими плечами (в кабинете для допросов топили кое-как, и Олег здорово промерз), в кармане тренькнул мобильный. Звонил криминалист:

— Олег Константинович, вот мне любопытно: а чей это ящичек металлический? Такой занимательный.

— А если ближе к делу? — Ермилов уже подошел к остановке и видел, что подъезжает троллейбус № 32. Олег надеялся за три остановки до метро Сокольники чуть согреться, а там в метро, и домой. — Нашел что-нибудь?

— Я смог все же вычленить фракции лопнувшего стекла от ампулы…

— Ампулы? — переспросил Ермилов, проталкиваясь в троллейбус.

— Полагаю, что это была ампула. Там содержался палитоксин. Благо он разлагается при температуре 300 градусов, а твой ящичек горел все же с чуть меньшей температурой. Ее хватило для всего остального содержимого, но не для стекла и не для палитоксина.

— …токсин? — переспросил следователь. — Это что-то вроде яда?

— Яд небелковой природы. Передам тебе завтра заключение. Мне даже пришлось проконсультироваться со специалистом в этой области.

— Да-да, спасибо, с меня причитается, — задумчиво пробормотал Олег, пытаясь осознать, откуда этот яд в ящике. И если он все-таки принадлежит Дедову, то что это может означать?

Ермилов помотал головой, надеясь, что в голове наступит прояснение, однако оно не наступало.

В квартире стояла подозрительная тишина, когда Олег отпер дверь своим ключом.

— Кто дома? — спросил он, понимая, что Люда еще не вернулась. — Петька, Васька! Пес!