Под небом чужой звезды

Алина до сих пор ощущала на спине нежное прикосновение тех цветов, как и горячие следы поцелуев своего возлюбленного на теле.

– Почему звезды навсегда разлучают меня с любимым? Или нам с Арчи суждено стать счастливыми только в другом мире, а на этой враждебной любви планете под небом чужой звезды нас ждут только страдания?

Окончательно проснувшись, Алина разочарованно огляделась по сторонам. Далекая от мира грез реальность больно ударила в голову воспоминаниями обо всем, что случилось в действительности, и Алина снова заплакала, проклиная себя и свою несчастливую звезду. Алина размышляла о своей проклятой и загубленной жизни, пытаясь вспомнить, с какого момента начались ее несчастья. Чего ей не хватало в жизни для счастья? Она молода, богата, красива, муж ее боготворит, у нее прелестный ребенок. Так что еще нужно? Какая-то призрачная любовь?! Но для Алины на свете не было ничего дороже этой самой любви, никого дороже Артема. Она любила его до самозабвения, а он отвечал ей абсолютной взаимностью. Они хотели навсегда и для всех «потеряться» в океане своей любви, как дельфины в водах мирового океана, но от людей в сухопутном мире, к сожалению, никуда не скроешься.

– Артемчик, любимый! Мой милый Арчи! Как ты там? – в отчаянии шептала она, представляя себе самое худшее.

После того, как мать Артема прогнала Алину, обозвав ее последними словами, она не посмела повторно прийти к нему в больницу. Она стыдилась посмотреть в глаза его родителям, а Марианну вообще боялась, как голубь боится ястреба. Олега Алине тоже было очень жаль. Да, он горяч и вспыльчив, но ведь он ее муж. Как она могла так с ним поступить?! Алина каким-то внутренним женским чутьем ощущала, что он ее, несмотря ни на что, по-прежнему любит, да и своему другу Арчи Олег намеренно не собирался причинять вред. Олег местами бывал очень жесток, но его беспощадные правила жизни для близких и любимых людей имели множество исключений. Алина ни на секунду не сомневалась, что Олег, ударив Артема ножом в порыве гнева, сейчас раскаивается.

– Как он там, мой Олег? Я так виновата перед ним! – думала Алина, заливая диван очередным прибоем горьких слез. – Его посадят в тюрьму на много лет. Как же он будет?!

Мелодичный звонок в дверь набатным колоколом ударил ей в уши. Заплаканная Алина с трудом сползла с дивана и подошла к входной двери квартиры. Она машинально открыла дверь, даже не поинтересовавшись, кто пришел. На пороге стоял ее свекор.

– Здравствуйте, Герман Львович! – произнесла она и тут же в страхе отступила вглубь квартиры.

Без содрогания невозможно было смотреть на перекошенное от ярости, багровое лицо Германа. Кроме того, чувствовалось, что он сильно пьян. Ноги перепуганной Алины подкашивались от страха. Она пятилась, отступая от надвигавшегося на нее разъяренного человека, пока не уперлась спиной в стену. Герман подошел к дрожащей Алине и, ничего не говоря, больно ударил ее по лицу, в кровь разбив губу. Затем он схватил ее одной рукой за горло, а другой за волосы и, слегка приподняв над землей, с силой ударил головой о стену. В уши Алины снова ударил звук колокола. Последнее, что она помнила, это налитые кровью глаза свекра и его перекошенный от злобы рот с плотно сжатыми зубами.

Когда Герман отпустил обмякшую и словно ставшую тяжелее Алину, она беззвучно упала на пол, оставив тонкую алую полосу на светлой стене. Ее бежевый коротенький халатик задрался, обнажив изящные ноги и давно восхищавшие ее свекра аппетитные бедра. Он яростно сорвал с бесчувственной Алины шелковый халатик, оставив ее лежать на паркете в одних лишь невесомых трусиках. Дернув сбоку за кружевную ниточку, Егор сорвал с нее последнее укрытие.

– Хороша, сука! Ничего не скажешь! – прорычал он, расстегивая штаны.

Алина не пришла в сознание даже когда озверевший от обиды за сына и собственного желания обладать ею Герман жестко ее насиловал. Он пытался хоть как-то утолить свои противоречивые чувства, истязая давно соблазнявшее его тело жены сына. Алина не издала ни звука, потонув в свободном от чувств вакууме. Герман еще больше злился от ее молчания. Алина лежала на полу, как тряпичная кукла, а он бы хотел, чтобы она кричала, плакала, умоляла о пощаде и выклянчивала прощение, но она ничего не чувствовала, а он, как последний некрофил, с бешенной страстью надругался над полуживым телом несчастной жертвы. Герман пытался говорить с Алиной, в самых оскорбительных матерных выражениях называя ее проституткой и тварью, предавшей его сына и втершейся в их семью ради собственных корыстных интересов.

– Соска проклятая, ты мне за все ответишь! – кричал он, изрыгая очередную порцию мерзости в адрес истерзанной им Алины.