Под небом чужой звезды

В слабом, слегка мерцающем свете лампочки открылось подземелье, оборудованное с не меньшим воображением, чем камеры пыток средневековой инквизиции. Подвешенные к потолку цепи с ржавыми крюками, крестообразная рама около стены, кандалы и поножи для бондажа, колодки и распорки, наручники, железные ошейники, а также всевозможные орудия пыток, висящие на стенах. Озадачивала непонятного назначения горизонтальная решетка в углу камеры, приподнятая на полметра от пола и прикрученная к нему. Жуткое впечатление производили свисавшая на цепях с потолка железная клетка, в которую смог бы поместиться даже крупный мужчина, а также чугунный шест с приваренными к нему на разной высоте кольцами и крюками, причем на некоторых из них висели обрывки веревок. Своеобразным «украшением» интерьера подземелья являлись кнуты и плетки широкого назначения, а также мотки веревки разной толщины и цветов. Все эти аксессуары извращенца были заботливо развешены вдоль стен и являлись инструментами наслаждения чужыми пытками, страхом и болью для успешного бизнесмена и почтенного семьянина, Германа Львовича Саблева.

Германа, конечно, многие считали человеком жестким и непредсказуемым, но именно в его непоследовательности и упорстве многие видели успех архитектурного агентства «Саблев и сын». Жена Германа не раз имела возможность на себе почувствовать его жестокость, используя тонны косметики, чтобы скрыть синяки и замаскировать рубцы от побоев, но его экстравагантное пристрастие к БДСМ местами казалось ей даже забавным. Раиса в глубине души боялась мужа, а на еще более глубоком этаже чувств, именно за это его и любила странной страстью мазохиста к своему доминанту. В то же время, именно она являлась источником его силы и вдохновения, помогая ему справиться со своими страхами и навязчивыми образами, замешанными на сексе, насилии и крови.

– Тебя подчинили себе Эрос и Танатос, – со знанием дела, как специалист-психолог, говорила Раиса местами растерянному и напуганному собственным вторым «я» мужу. – Ты одержим Сексом и Смертью! Они доминируют над тобой, Герман, как ты доминируешь над оказавшимися в твоей власти женщинами. Твои Боги тебя пугают и доставляют запретное, непонятное большинству людей наслаждение. Ты любимец Богов, Герман!

Истязая связанную, в наручниках и поножах, подвешенную на шесте или распятую жертву Герман сам себя ощущал Богом. Он больше года не переступал порог этого «тайного уголка любви», как он называл свою паучью нору. Герман с удовольствием осмотрел камеру пыток, обошел ее, с наслаждением вдыхая запах сырости, пыли и зловоние тления, как в канализационном коллекторе. Он был в своей стихии. Его ноздри раздувались, а дыхание участилось в предвкушении запретного и от того еще более заманчивого удовольствия от насилия и убийства.

Редко какие гостьи посещали тайную камеру садиста, а главное, для них это всегда была дорога в один конец. Их тела, как в склепе, покоились под каменными плитами этой самой камеры смертников. Коллекцию жертв маньяка до сих пор составляли либо случайные попутчицы Германа, либо уличные путаны, соблазненные респектабельным видом мужчины на дорогом авто. Все они были здесь – все двенадцать. И вот, настала очередь получить заслуженное, с точки зрения Германа, наказание его легкомысленной родственнице.

Герман вернулся к входной двери и втащил в камеру сумку с начавшей подавать признаки жизни Алиной. Вытащив истерзанную девушку из сумки, Герман с удовольствием заметил, как ее глаза расширились от страха. Она, дрожа как осиновый лист, с неописуемым ужасом огляделась вокруг, изучая взглядом камеру пыток, которая должна стать ее могилой. Алина не смела пошевелиться, боясь поверить собственным глазам. Ее свекор монстр, настоящий маньяк-убийца, вроде Чикатило или Лондонского Потрошителя.

– Добро пожаловать, дорогая! Чувствуй себя как дома! Наслаждайся комфортом. Ты заслужила жить именно в такой роскоши, – глумился Герман, забавляясь тем, что дергал Алину за руки и тряс, словно она тряпичная кукла.

Затем он схватил Алину поперек туловища и совершенно нагую отнес к стене, на которой крестообразная рама поджидала свою очередную жертву. Он жесткими веревками прикрутил к раме несчастную жертву за шею, руки и ноги, но самое отвратительное было то, что Герман привязал Алину лицом к вонючей замшелой стене. Стоило ей нагнуть голову и она непременно касалась носом и губами этой мерзкой стены.

– Что на уме у этого изверга? – беззвучно рыдая, думала Алина.