Под небом Эсфира. Жасминовый ветер

Мачеха стояла около плиты в цветастом переднике и с бигуди на волосах, пытаясь что-то там приготовить. Интуиция подсказывала мне, что обеда не будет, ибо за все годы жизни с ней стало понятно – готовить она не умеет совсем, да и в быту беспомощна как ребенок. «Я актриса, человек искусства, вся эта бытовуха – мирская суета, на которую я не могу себе позволить тратить время» – часто любила повторять Анна.

Вчера заболела наша домработница, а это значило, что пока она не выздоровеет, мы будем заказывать обеды и ужины. Потому, что есть то, что доставили из ресторана, хоть даже самого затрапезного, намного безопасней стряпни моей мачехи.

– Сегодня мы с отцом собираемся пойти к его коллеге на светский прием. Он пригласил всех друзей с семьями в честь его юбилея. Ты останешься дома – сказала она и строго посмотрела на меня. – А пока, помоги мне накрыть на стол. Сидишь там у себя в комнате, ничего не делаешь, а я значит, должна все успеть. Хоть бы кто это оценил!

Одно из многочисленных бигуди выпало из ее заготовки под прическу и плюхнулось прямо в кастрюлю с каким-то неведомым варевом. Зуб даю, что ведьмовским. Мне стоило невероятных усилий сдержать смех при виде этой картины.

– Тьфу ты, твою ж, – прошипела мачеха сквозь зубы, погасив огонь под кастрюлей. – Черт с тобой, закажу еды на дом.

В моей голове шла мысленная борьба. Светский прием – звучит, конечно, пафосно, но заманчиво, не каждый день посещаешь такие мероприятия. Пойти туда мне все – таки хотелось, но мачеха моего рвения не разделяла. Вопреки своим обещаниям самой себе не ссориться с Анной, я все же набралась наглости спросить причину, по которой меня не собирались брать на прием.

– А что ты там забыла, дорогуша? – воскликнула она. – Детей там не будет. Да и ты не умеешь себя вести, как подобает светской леди, так что оставайся дома и учи уроки. Со мной лучше не спорить, – произнесла Анна таким тоном, будто одним только голосом желала напугать меня до смерти.

Тоже мне, фюрер в юбке! Светская леди, прости Господи…Мне хотелось ей возразить, но потом подумалось, что лучше пожертвовать светским приемом ради вечеринки в стиле «Бал вампиров», чем в пух и прах поссориться с мачехой и этим самым поставить под угрозу мое присутствие еще и на балу. Зато весь вечер дом будет в моем полном распоряжении. И никаких косых взглядов в мою сторону и презрительного шипения, так напоминающего змеиное. В общем-то, решение мачехи не брать меня на светский прием мне даже на руку.

– Ладно, – пожала я плечами, продолжив молча раскладывать столовые приборы.

Мачеха покинула кухню с гордым видом полководца, взявшего Трою. За все эти годы она так и не осознала, что слово «ладно», сказанное мной, означает вовсе не мое с ней покорное согласие, а то, что я сделаю все по-своему, но тихо. Но ей, конечно же, хотелось думать, что я от одного лишь ее взгляда замираю перед ней, как мышь перед удавом. Ну-ну… Что ж, мечтать – не вредно. Я вот тоже мечтаю. Как после школы уеду отсюда, поступлю в институт культуры, найду подработку, а может даже не одну, а потом на накопленные деньги куплю билет на концерт Кипелова. Ах, мечты, мечты… Мысленно пожелала мачехе съесть на этом пафосном приеме пропавшую устрицу, и, представив последствия, не удержалась от тихого смешка.

Моя родная мама пропала без вести, когда мне исполнилось два года. Пропала без следа, словно провалилась в бездну. Полиция долго расследовала дело о ее исчезновении, но так и не смогла найти никаких улик или хоть какую-то «ниточку», которая помогла бы что-либо понять. Мама словно растаяла, будто и не было ее никогда в нашей с отцом жизни. Просто вечером возвращалась от подруги, но домой так и не пришла. Вот так я и осталась на попечении отца. Своим родителям папа меня не мог оставить, потому, что сам был у них единственным и поздним ребенком. К моим двум годам они уже не смогли бы справиться со мной в силу своего возраста. А маминых родителей никто не знал – она все свое детство провела в детском доме в Восточной Европе.

Вот так я с детства и росла, чувствуя себя ненужной самому близкому для меня человеку. Постепенное мучительное осознание предательства сначала нестерпимо жгло в груди, побуждая меня, еще будучи ребенком, задаваться совсем не детскими вопросами, ответы на которые подчас становились невыносимыми. С годами весь сакральный и сокровенный смысл слова «папа» для меня померк и развеялся. Да и папой я его называть давно уж перестала. Семьей мы были исключительно по документам, а на деле – два взрослых человека, занятых друг другом и своей жизнью, и я – растущая сама по себе, как сорная трава, рядом с ними под одной крышей. Я жила в своем собственном мирке, любовно выстроенным мной за многие годы и наполненным книгами, музыкой и нотами, стихами и разговорами с морем, и этот мир, цветущий и лелеемый внутри меня и спрятанный от всех, придавал смысл моей жизни и силы следовать своим мечтам. Хотя, стоит отдать должное бабушке и дедушке – пока они были живы, я всегда знала, что на этом свете есть целых два человека, искренне любящих меня.