ПОД НЕМЦАМИ. Воспоминания, свидетельства, документы.

С давних пор в Ставрополе газовые скважины установили несколько выходов природного газа, но пользовались им лишь на пивоваренном заводе Груби, да на кухнях одного-двух ресторанов. О применении газа в энергетических целях не было и речи, возможно, из-за отсутствия специального оборудования для этой цели. Между тем город тонул во тьме, электрическое освещение горело лишь в центре города, так как не хватало мощностей небольшой электростанции, работавшей на Кафедральной горе на привозном жидком топливе. Немцы, вопреки сложившемуся о них мнению, первыми позаботились об устройстве газовой электростанции. Ее неожиданно начали строить на Ярмарочной площади, неподалеку от ж[елезно]д[орожного] вокзала. На выбранном месте проложили к месторождению газовые трубы, установили привезенное из Германии оборудование газовой станции мощностью до 1000 киловатт. О ее пуске сообщили в газете, благодаря ей резко сокращался дефицит осветительной энергии, она внесла свой вклад в освещение города. На собрании рабочих б[ывшего] завода Шмидта немецкие офицеры экономической службы, говоря о перспективах экономического возрождения города, привели как пример своей заботы о населении города и довольно быстрое возведение первой в стране электростанции, работавшей на местном природном газе. Неизвестно лишь, что сделали немцы с электростанцией, покидая город: то ли демонтировали оборудование ее и увезли с собой, то ли попросту взорвали. Это, было, конечно, проще[640].

Как-то, проходя по б[ывшей] Воронцовской улице, на здании кинотеатра взор скользнул по афише, что здесь выступает прибывший из Пятигорска Терский казачий ансамбль. Это было забытое, ушедшее в прошлое зрелище. Канули в прошлое времена, когда, заигрывая с уцелевшими после голода 1933 года казаками, секретарь крайкома Евдокимов[641] до своего ареста и объявления «врагом народа» проводил конные пробеги по Кавказу, устраивая в Пятигорске красочные и живописные дни джигита. Музыка «наурской», лезгинки, кабардинки и др. местных танцев неслась отовсюду, сопровождаемая ритмичным похлопыванием. Да и сам Евдокимов всюду тогда появлялся в казачьей Черкесске. Публика млела от удовольствия, вспоминая воинственные времена покорения Кавказа и пленения Шамиля[642]. Теперь снова произошло неслыханное в истории России событие — немцы-враги водрузили свои штандарты на вершине Эльбруса[643].

Потеряв лишь за первый месяц войны 4 млн. пленными[644], поневоле пришлось думать и Сталину о восполнении армии новыми дивизиями и корпусами. Уже во время битвы за Москву, где особенно отличился командарм 20-й армии А. А. Власов[645] (через полгода за окружение его 2-й ударной армии и сдачу в плен заклейменный как «изменник и предатель родины»[646]), Апанасенко[647] с Дальнего Востока перебросил множество дивизий «пушечного мяса». Ставропольский (Орджоникидзевский еще по названию) край донимал население «добровольнопринудительным» набором в «казачий корпус» Доватора[648]. Возникали казачьи корпуса Белова[649], Плиева[650], Селиванова[651] и др. Многие из «казаков» не всегда знали, с какого бока подойти к ставшему редким древнейшему домашнему животному — коню. Как иронически пели дети, «конница Будённого давно пошла на колбасу»[652]… Трактор повсюду заменил коня, его поголовье пало до рекордно низкого уровня[653], а в угоду Будённому[654] формировались все новые и новые конные соединения. Конница в походе была очень уязвима, легко «засекалась» с воздуха авиацией, во время проводившихся в тылах противника рейдов несла большие потери. Рядом с солдатом конь становился одной из страшных жертв новой войны моторов. Верный друг человека, гибнув массами в артиллерийских, авиационных налетах, лишь своим ужасающим предсмертным, раздирающим слух ржанием мог обратиться к бросившему его человеку, моля выстрелом в ухо прекратить страдания.