Под одной крышей

— Маришка, неужто вы уезжаете? — Она пригласила их войти в комнату, сняла со стула таз и так резко опустила его на пол, что в нем задребезжали тарелки и чашки. — Еще вчерашние, — объяснила Йолан. — Собрала посуду за день, после обеда вымою все сразу. Черт знает сколько надо воды, Фекете как раз пошел за ней, каждый день приносит из школы, тащит к нам, на гору, два полных ведра. Раньше у меня не было такого беспорядка, попью чаю и тут же чашку под кран. Но не думайте, что я отпущу вас так, не угостив чаем.

— Ради одних нас не беспокойтесь…

— Полно, это сущие пустяки. Я готова хоть весь день пить чай, так его люблю.

Йолан Келемен очень подвижная женщина, работа спорится у нее в руках. Ее огненно-рыжие волосы в эту утреннюю пору еще закручены на бигуди, которые поблескивают и брякают на голове от каждого резкого движения. Для нее не составляет никакого труда за несколько минут растопить печку, вскипятить чайник.

Луйза рассказывала о Пеште, точнее, об улице Надор и соседних с ней улицах. Сама она еще мало где побывала, но в газетах писали, что три четверти квартир превращены в развалины и в городе около ста тысяч человек остались без крова. Повсюду открываются народные кухни. В этих кухнях выдают продовольствие, особенно заботятся о детях.

— Кто же все это догадался организовать?

— Коммунисты, — ответила Луйза. — Венгерская коммунистическая партия.

— И здесь, в Буде, нужно бы помочь населению. Доедаем последние крохи.

— Разумеется, и вас не забудут. Говорят, большая помощь ожидается от русских, они уже послали очень много вагонов с продовольствием, главное — чтобы скорее кончилась война. Коммунисты заботятся о том, чтобы помощь эту в первую очередь получили рабочие люди, а не спекулянты, которые на черном рынке промышляют.

Йолан засмеялась и закивала головой.

— Подумать только! Здесь люди еще нос боятся высунуть из убежищ, а у вас уже спекулянты вовсю орудуют.

— Каждый день в газетах пишут об арестах. Раньше или позже всем им придет конец.

Йолан спросила, правда ли, что в Пеште открыли магазины.

— Да, кое-где уже открыли, — ответила Луйза. — Самым расторопным оказался один парикмахер: в день освобождения — нас в Пеште освободили восемнадцатого января, а вас, как я узнала от Мари, только двенадцатого февраля, — уже во второй половине дня восемнадцатого января, он в белом халате принялся за работу в своем заведении. Вскоре перед дверью его парикмахерской образовалась большая очередь, так что к вечеру ему пришлось нанимать двух помощников. Народу везде много, жизнь на глазах преображается. На деньги тоже продают кое-что, например пачка курительной бумаги стоит пять пенгё. Но разрушения ужасные, сердце болит, глядя на развалины. Половина нашего дома разворочена бомбой, хозяин барон Эгон Вайтаи, помещик, старший лейтенант запаса, еще этого не знает. Он участвовал в боях в Западной Венгрии, возможно, и не вернется домой. Молодая хозяйка тоже до сих пор не заявлялась, скоро можно будет написать ей, поговаривают, будто через две недели начнет работать почта. Писаная красавица эта Вайтаи, но очень уж ветреная.

Вода, которая сама течет, стоит лишь повернуть кран, вызвала благоговейный восторг у Йолан.

— Как ни говорите, Луйза, здесь, в Буде, мы всегда отстаем. А много у вас жильцов?

Обе дворничихи принялись обсуждать чисто профессиональные вопросы. Луйза рассказала, что дом на улице Надор — старинное здание, когда-то оно было пештской резиденцией баронской семьи, несколько лет назад его перестроили. Во дворе размещены магазины и учреждения, на каждом этаже — четыре двухкомнатные квартиры со всеми удобствами, правда окна выходят во двор, и по одной шикарной шестикомнатной квартире с окнами на улицу; на втором этаже живут зимой сами хозяева — молодые супруги Вайтаи. Левое крыло дома, надворные жилые постройки и по две комнаты больших квартир лежат в развалинах, своды ворот тоже обрушились, завалило овощную лавку, магазин тканей и магазин скобяных товаров. Дом довольно тихий, жильцы солидные, правда платят маловато, а чаевых почти никаких.

Толстушка Йолан рассказала о своих жильцах: сплошь одни превосходительства, высокопоставленные чиновники, знать! Во время блокады они не раз показывали свои зубы, из-за них покоя не знали ее постояльцы-беженцы, но попробовали бы они задеть ее, Йолан Келемен, она бы показала им, где раки зимуют!.. Ее мужа нещадно эксплуатировали. Лайош работал на электромеханическом заводе, так они со всякой мелочью шли к нему, а когда починит: «Спасибо, господин Келемен» — и все. Но Лайош тоже не из тех, кто все безропотно сносил. Прямо говорил, сколько ему причитается. Он не нуждался в чаевых. Лайош сравнительно неплохо зарабатывал на заводе, но за работу будьте любезны платить, не так ли?