Еще дюжина ударов и у Хорта подгибаются ноги. Он бесчувственно повисает в путах, теряя сознание. Но его безжалостно приводят в чувство, дабы продолжить экзекуцию. Спина - сплошная рана и капли крови сбегаются в струи. Страшное зрелище обещает шрамы до смерти, но палач хорошо знает свое дело. Кожа рассечена не так глубоко. Выглядит все премерзко, шрамы останутся, но мышцы не повреждены, а это главное. Ничего, отлежится...
С полсотни ударов отмерены, отданы. Палач сворачивает кнут, прежде бережно протерев от крови, вешает на место - на крюке на стене. После подходит к рабу, оттягивает за волосы голову, всматривается в лицо раба, оценивая состояние. Оценка - силы у того еще есть, а значит выдержит последнюю, главную боль на сегодня.
Прут с клеймом на конце уже давно накален, и знак клейма горит ярко-красным в полутьме каземата. Палач подхватывает прут, поворачивает голову Хорта, прижимает к столбу и подносит ко лбу раскаленное железо...
Дикий крик взрывает тишину, разносится по коридорам, глуша все остальные звуки...
... Хорт приходит в себя от боли. Боль такая, что стон не удержать на устах. Лоб горит так страшно, что невозможно открыть глаза. Чувство, что тогда голова разорвется. К спине дотрагиваются чьи-то руки, принося взрыв боли, и сознание вновь плывет, а рядом раздается голос старого Тарка:
- Ой, дурак... что за дурак! Вот стоило оно того, стоило?! Сбегать за каким-то чуждым мальчишкой от своего господина?! Дурак, какой же ты дурак...
А на глаза Хорта наворачиваются слезы. Больно отчего то сейчас не от ран, а от этой незлобной ругани. Потому как нутром чувствуется жалость, а Хорт уж не позабыл что это такое... Его разве что мать когда-то жалела по далекому детству, до того как родной отец продал в рабы за долги...
Он тихо стонет, пока Тарк осторожно мажет его спину липкой мазью.
Как же больно...
Тарк, со вздохом, подымается на ноги, и, шаркая ногами, уходит прочь. Хорт впадает в какое-то странное состояние - сон-не-сон, явь-не-явь... и скрип дверей ему скорее чудится, как чудится и тихое поскуливание, и что-то холодное-мокрое, но приятное, тыкающееся в щеку...
- Уходи! Уходи отсюда! - слышится голос старого Тарка. - Только тебя не хватало! Еще и мне из-за тебя попадет!
О чем это он? Кому он это говорит? Хорт пытается открыть глаза, посмотреть, но проваливается во тьму.
*** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** ***
Господи, да что это? Да за что так?!
Я самозабвенно реву в своей комнате, накрывшись с головой одеялом-шкурой. Меня разрывает от жалости к Хорту. Бедный, как же его избили! Смотреть страшно - спина вся в ужасных кровавых рубцах, а на лбу... мама, за что?!
- Хватит! - холодный голос Гторхара раздается надо мной и одеяло отлетает прочь. Я, сглатывая слезы, сажусь, судорожно протирая лицо ладонями, а гном нависает рядом. - Что произошло? Кто тебя обидел?
- Ни...никто...
- Тогда какого ярта ты развел сырость?! - громыхает Гторхар. - Слезы для девок и младенцев, а не для мужчин. Прекрати немедленно реветь!
Мне очень хочется обрадовать гнома вестью, что я-то никоим образом не отношусь к мужчинам, но, к счастью, выговорить что-то сквозь упрямо текущие слезы, трудно до невозможности. Но и это презрительное "для девок" остро колет обидой и я с усилием заталкиваю слезы вглубь.
- Успокоился? - едко спрашивает Гторхар, когда я подымаю глаза. - А теперь будь добр объясниться. С чего сырость развел? По груди мамки соскучился?
- Нет! - вскидываюсь я от этих полных презренья слов.
- Тогда что случилось? - холодно спрашивает он.
- Я... это из-за Хорта... Его страшно избили! И у него на лбу... выжжен знак... Кто с ним это сделал? Это... это ужасно! Жестоко!
- Так это из-за Хорта, - протянул гном. - Жестоко, говоришь? Может, ему ноги надо было переломать?
Я неверяще смотрела на него, думая, что ослышалась.
- Что? - прошептала я.
- Хорт всего лишь раб, мальчик. Который посмел сбежать от меня, своего хозяина. И то, что он сбежал из-за тебя, Кили, никоим образом не смягчает его вину. Беглым рабам ломают ноги и сажают на цепь, дабы другим неповадно было. Ломают так, чтобы они больше никогда не могли встать на ноги. Эти рабы до конца своих жалких дней ползают и ходят под себя. Вот это - жестоко, мальчик. Тебе жаль Хорта? Может мне стоит сделать оправданной твою жалость и приказать сломать ему ноги? Хорошо...
- Нет! Гторхар, пожалуйста, не надо! - я пришла в ужас от угрозы гнома. Он бы выполнил свою угрозу безо всякого сомнения.
Гторхар хмуро посмотрел на меня, перевел взгляд на руку, в которую я вцепилась, перепугавшись. Под его взглядом я тут же отпустила его.
- Прошу, не надо... - тихо проговорила я опустив голову, и добавила, - ваше величество...
- Ты еще очень юн... оттого и жалеешь тех, кто того не стоит. Ничего, перерастешь. Я думал приставить к тебе в прислужники раба. Раз Хорт тебе по нраву, он станет твоим слугой. Если... ты научишься обращаться с кнутом.
- Зачем? - невольно спросила я не понимая.
- Потому что рано или поздно его вновь придется наказать. И это сделаешь ты.