Окленд, 29 марта 1917 года
28 марта миссис Марджери Крэндон из Бостона даровала небольшому кругу избранных оклендских интеллектуалов восхитительную возможность заглянуть в многообразие измерений. Даже скептично настроенные в отношении верификации[10] спиритуалистического феномена люди вынуждены были признать правоту двадцатидевятилетней американки, что появление аморфной белой субстанции во время ее чисто спиритическим образом произведенной манифестации невозможно объяснить с точки зрения законов природы. Этот хрупкий материал, именуемый в научном вокабулярии «эктоплазма», спроецировал изображение ее духа-хранителя, с которым она общается на потрясающем языке. Синтаксис и произношение позволяют определить его связь с енохианским языком[11], но это не соответствует этим используемым скорее в религиозном контексте глоссолалиям[12]. Что же касается верификации вызванных миссис Крэндон впоследствии духов, то сторонний наблюдатель, конечно же, вынужден довольствоваться субъективными интерпретациями. Однако миссис Крэндон ссылается на знаменитого автора и военного сэра Артура Конан Дойля, который объявил ее заявления истинными и честность которого, разумеется, вне всякого сомнения.
— О боже! — вырвалось у Лилиан.
Томас Уилсон усмехнулся.
— Конечно же, я хотела сказать… как я могла забыть об этом! Мистер Уилсон, мне ужасно жаль, но мой муж просил меня внести в этот текст кое-какие правки, прежде чем передать его вам в чистом виде. Видите ли, это только черновик, но я… я просто забыла об этом, а эти каракули… — она выудила из сумочки бумагу, в которой Томас Уилсон без труда узнал листок со стихом, — конечно же, я не думала, что вам придется это читать. Пожалуйста, дайте мне немного времени, чтобы внести задуманные мужем поправки. — Лицо Лилиан слегка покраснело.
Уилсон кивнул.
— Срок сдачи — семнадцать часов, — заявил он, вынимая из кармана золотые часы. — Значит, у вас пятнадцать минут. Так что за дело. — Он бросил гостье блокнот и снова занялся своими текстами, но при этом краем глаза наблюдал за ней.
Девушка немного помедлила, а затем ее карандаш заметался по бумаге. Спустя пятнадцать минут Лилиан, почти изнемогая, протянула ему совершенно новый текст.