Под парусом мечты

Англия — вот теперь и я здесь, Глория. Я думаю о тебе. Ты видела это небо, зелень лужаек, огромные, такие непривычные для нас деревья. Говорят, у меня чахотка, что необязательно правда, поскольку некоторые врачи сомневаются. Но это, возможно, и верно, потому что я действительно чувствую себя ужасно: я чахну, исчезаю, мне кажется, что легче умереть, чем жить дальше. Теперь я уже ничего не боюсь больше, нежели возвращения в Киворд-Стейшн, в пустоту после смерти Шарлотты и твоего исчезновения.

Тебя уже так долго не могут найти, Глория, и, несмотря на то что моя мать не сдается и все еще надеется на твое возвращение в Киворд-Стейшн, говорят, что, «как подсказывает здравый смысл», тебя нет в живых. Полиция Сан-Франциско прекратила поиски, и все детективы, которых наняли моя мать и Джордж Гринвуд, не нашли и следа. Поэтому, возможно, глупо и бессмысленно писать тебе это письмо, ведь это все равно что пытаться дотянуться до твоей души. Лишь мысль о том, что и в этот раз Бог доведет «здравый смысл» до абсурда, еще придает мне сил.

Глория держала письма на коленях и плакала. Так сильно, как не плакала той ночью на руках у Сары Бличем. Джек писал ей в Англию. Он всегда помнил о ней. И ему тоже было стыдно. Может быть… может быть, он делал вещи похуже, чем она.

Глория почти не осознавала, что делает. Словно в трансе, она вырывала рисунки из альбома и вкладывала их в последний блокнот записей Шарлотты МакКензи по мифологии нгаи таху. Перед тем, как уйти кочевать с маори, она прочла все тексты Шарлотты, и последний блокнот все еще лежал у нее на книжной полке. Джек будет его искать.

Гвинейра беспокойно ходила взад-вперед по салону и слушала шум ветра и дождя за окном. Погода прояснялась всякий раз ненадолго. По-прежнему было прохладно и дождливо, и она со страхом представляла, что творится на высокогорьях. Конечно, овцы там не пропадут; летом тоже бывает плохая погода. Но так рано, так быстро после стрижки — Гвинейра сожалела о принятом решении перегнать животных в горы. Но уже ничего не изменишь. Ей не найти подходящих людей, чтобы вернуть овец. Фрэнк Уилкенсон был единственным, кто имел достаточно опыта, чтобы возглавить перегон скота. Да еще при таких обстоятельствах.

Тем не менее Гвинейра проклинала себя за то, что давным-давно не уволила этого парня. Джек наверняка был прав, выгнав его с фермы без предупреждения, но сама она должна была заметить, что он мучает Глорию. Вспоминая о случившемся в сарае для стрижки овец, она ругала себя. Как ей теперь смотреть в глаза Глории? Гвинейра налила себе виски и взглянула в лицо фактам: похоже, она перестала справляться с делами. Она даже не знает, что происходит у нее на ферме. А ведь раньше она могла решить любую проблему, знала о мельчайшей стычке между работниками; для нее не было секретом, кто склонен к хвастовству или пьянству, а за кем нужен особый присмотр. Конечно же, она и за Тонгой следила внимательнее! Еще пару лет назад она сразу же проверила бы, какой кусок земли действительно является святыней для маори. Она не отдала бы Тонге без боя несколько гектаров земли. Но сейчас она все спихнула на Мааку, а тот решительно не справлялся со своей задачей. Маака — хороший пастух, но отнюдь не прирожденный старший мастер. А Джек…

Пронзительный телефонный звонок развеял мрачные мысли Гвинейры. Телефонистка сказала, что звонят из Крайстчерча. Вскоре пожилая женщина услышала в трубке голос Джорджа Гринвуда.

— Мисс Гвин? Вообще-то, я хотел поговорить с Джеком, но вы ведь можете ему передать. Пусть держит записи Шарлотты наготове, эксперт из Веллингтона приедет через две недели.

Голос Джорджа звучал весело и оживленно.