Перед самой темнотой пришло усиление ветра, и яхта, надрываясь в безумной парусной тяге, вспарывала волну и, не успевая выровняться, улетала в следующую за очередным валом яму. Вчетвером выскочили на палубу и зарифились на полную катушку. Приятно было, все обсудив еще в рубке, одновременно выйти и разом погасить все страсти на палубе, усмирить громадный, наполненный ветром грот, сбрасывая в ловушку бесконечную его плоть, пока яхта на приводе рубится через волну. И ветер, почти встречный, позволил разом сорвать все 150 метров дакрона, отрывая его от мачты, краспиц и вант, и отправить это в ловушку. Обычно этим занимаемся мы с Валерой, подбадривая друг друга хриплыми натужными криками, потом одновременно Валера забивает риф-кренгельс на передней шкаторине, я через лебедку обтягиваю заднюю шкаторину, а двое на фаловой лебедке уже набивают остатки грота. Все происходит быстро, от грота остается только одна его третья часть, хорошо растянутая. Почему-то тянет все время смотреть на нее, любоваться. Потом, в таком же темпе, но без лавы человеческой энергии, проходит «подчистка»: подтравливается топенант, гикашкот, скапливаются концы. То же самое проделывается с бизанью, но бизань после грота — вообще детская забава. Сбросив лишнюю парусину, яхта выпрямляется и, как правило, выдает все те же узлы, только уже без надрыва, идет более элегантно и раскованно, не опасаясь волны и ветра.
Вахтили мы по-прежнему с Аркадием с 0 часов до 4 часов утра и с 12 дня до 16 часов. Нас менял Дима, к которому в отсутствие Боцмана пришел Иван, а в третью вахту, с 8 до 12, и с 20 до 24 часов заступал Валера, и ему помогали добровольцы. Иван всячески старался отпихнуться от вахты, она отрывала его от любимой им радиосвязи, лишая свободы, к которой он успел привыкнуть, будучи единственным человеком на яхте с факультативным посещением вахт. Вахта, наконец, отрывала его от сна, путала планы по изучению английского языка, который он яростно принялся совершенствовать. За рулем он мог посидеть в любое удобное время, когда бы захотел, а тут приходилось рулить конкретно, два раза в сутки по четыре часа. Он, конечно, страшно был этим недоволен и всячески старался изменить ситуацию, подсаживался ко мне, заводил разговоры, жаловался на свою тяжелую жизнь. Временами ему действительно доставалось, когда накладывались сеансы радиосвязи и электроремонты.
Иван подталкивал меня на то, чтобы я находил более щадящие варианты его работы, но я ему предлагал самому подумать и найти выход, зная, что, не ущемив кого-то, выхода не найти. На том и кончалось.
Иван с нетерпением ждал прихода в Рио, где должны были появиться сразу три человека: Боцман, Артур Чубаркин и Сергей Швагирев. Но тут радисты передали, что Артур летит один, без Сергея, это было неприятное сообщение. Сергей был яхтенным капитаном с хорошим опытом дальних походов, он прекрасно разбирался в механике и был записным юмористом. Простые жизненные ситуации он поворачивал такой стороной, что мы хватались за животы и сползали на пол. Это происходило во время неизбежных посещений Питера, когда мы большой командой готовили «Уранию-2» к старту.
Пошел восьмой день пути, а мы еще далеки от Рио. Жаль, что дважды, болтаясь в больших штилях, даже не пытались преодолеть их на двигателе. Отчасти потому, что на наш запрос о возможности заправки «Ура-нии-2» на «Беллинсгаузене», нам по-
чти отказали. Действительно, кто же по рации будет обещать нам бесплатную солярку, надо ж туда дойти и там, в тихой, задушевной беседе с заледеневшими полярниками, решать вопрос. Но мы на всякий случай решили строжайше экономить последние литры и теряли время, болтаясь в штилях, без ходов. Аркадий, «измученный нарзаном», почти падает в голодные, без пива обмороки. Женька, как может, поддерживает своего любимого дядю Аркадия и, вместо того, чтобы делать уроки, высунув язык, старательно рисует ему кружку пенного пива с рыбой. А потом через час возвращается к нему, стоящему за рулем, и рисует вторую кружку.
Следуя своему же, рожденному еще в ранних походах принципу, я постоянно помнил об опасностях, которые могли нас посетить. Я старался предвидеть полный букет неприятностей, которые могли неожиданно выползти из любой щели и предстать перед нашим взором. Самыми крайними я считал смыв человека во время шторма, пожар на яхте и глобальные поломки, такие как потеря мачты, отказ рулевого управления, затопление яхты. Поэтому во время шторма, кроме вахты, никто на палубу не выпускался, вахтенные были в обвязках, которыми пристегивались к ограждению рулевой колонки.