— Надо же! Не поверите, девочки, но я ни разу не слышала! — вырвалось у Сильвии.
— Слушай, ты можешь отнекиваться, но я тебя всё равно где-то видела, — перескочила с темы Иришка. — Всё пытаюсь вспомнить, но точно уверена, знакома мне твоя мордашка.
— Ну, она же аристократка. Богатая. Мало ли где в новостях мелькала? — поддержала её Аня. Действительно, Асеят единственная, кто принципиально не хотел видеть разницы между ними, кто отнёсся к ней спокойно. — Да с такой шевелюрой белоснежной… Таких даже на Венере не так много.
— Много, девочки, — покачала головой Сильвия. — А насчёт мелькала… Богатство и мелькание в СМИ — вещи никак не связанные. Чтобы мелькать в СМИ надо вести себя как Изабелла Веласкес, а мне такое не грозит.
Потом было то, что Хуан назвал словом «пьянка», но что сама Сильвия больше характеризовала бы, как «застолье». В разговоры она не встревала, говорить ни с кем не пыталась и только и дело, что слушала, красиво при этом улыбаясь, и благодаря этому недоверие и неловкость из-за её появления быстро прошли. Её перестали замечать, будто красивый предмет мебели, а большего она и не хотела. Напоить её, как вначале подумала, попытались, беря на «слабо», что «у нас по традиции положено», но Хуан зыркнул так, что от неё отстали. И в отличие от самого Хуана, до конца вечера она пила лишь лёгкое вино, хотя модами были оба.
Постепенно разговоры начали набирать градус остроты, завязались жаркие споры. И Сильвия поняла, что компания, несмотря на общее сочувствие националистам, неоднородна. Она ждала, что Хуан займёт наиболее консервативную, умеренную позицию, но не думала, что он будет далеко не единственным. Нашлись в этой компании и ещё более консервативно настроенные ребята, и это стало откровением. Хуан занимал позицию… Скажем так, ближе к консерваторам, но всё же более радикальную, чем некоторые. То есть, являясь Веласкесом, служа Веласкесам, он не стеснялся и критиковать Веласкесов, что радовало.
Сильвия была вся внимание. Очень интересно было слушать споры про «дружбу с амигос», про взаимоотношения имперских и русского секторов, про власть и пятое управление императорской гвардии, являясь представительницей правящего сословия и находясь при этом условно «среди врагов». То есть смотреть на проблему с «той» стороны, другими глазами. Она знала, что «внизу» не всё гладко, как это пытаются показать на местах, но не думала, что настолько. Ведь изюминка именно этой компании была в том, что она представляла собой ВЫБОРКУ, то есть среднестатистических представителей Сектора. Не оголтелых нациков, которых на показ крутят в СМИ, пугая «имперцев», честно говорящих в интервью о взглядах, не могущих вызвать ничего, кроме естественного желания этих особей удавить в ближайшей подворотне. «Русские плохо относятся к «имперцам», хотят уничтожить Венеру, как государство, сограждане избиратели!» И это не были «прогнутые», ассимилированные русские, хвалящие на камеру Венеру, королеву и власть, с совершенно обратной целью. Гордящиеся, что они «патриоты своей единой многонациональной страны, ля-ля-ля и всё такое». «Вот как наша власть успешно борется с фанатизмом и национализмом исторических территорий, сограждане избиратели!» Сидящие с ней парни и девушки представляли простых людей Сектора, не склоняющихся ни к одному, ни к другому краю, и главное, представляли молодое поколение, за которым будущее.
Но постепенно споры утихли — о чём спорить, если никто из громко высказывающих мнение даже не помышлял перевербовать оппонентов? Это был так, выпуск пара. И ему на смену ожидаемо и примиряющее пришла музыка.
Нет, не так. МУЗЫКА. Ибо иначе, учитывая чувства и эмоции, которые она получила, её слушая, Сильвия сказать не могла.
Пели о разном. О любви. Немного о политике. Снова о любви. Как она поняла, «Красные паруса» до прихода Хуана были лирической группой, вообще никак не затрагивающей в творчестве серьёзные государственные вопросы. И один из длинноволосых парней, Карен, очень её впечатлил. Его песни были мягкие, душевные — Сильвия словно плыла по звукам его голоса, как по волнам. Всё выглядело настолько естественно, что она даже забыла, что поют ребята на неродном для неё русском — а это показатель. Она понимала все оттенки речи, все фразеологизмы этого тяжёлого языка; понимала то, что ребята вкладывали в текст, хотя сами слова были совсем иными. Это было сложно… Но ей очень, ОЧЕНЬ понравилось. Таких русских националистов она увидеть не ожидала.
Были тут и другие ребята, из другой группы, играющее что-то более жёсткое и политически ангажированное. Их она так же слушала с вниманием, но скорее гастрономическим. Ей придётся со временем участвовать в принятии решений по вопросам Сектора, его интеграции и ассимиляции. Пусть не прямо, но косвенно, участвуя в обсуждении вопроса. И чтобы понять его, чтобы знать, что говорить потом, она должна впитать проблему изнутри, должна составить себе целостное представление, не искажённое никакими установками в медиа и липовыми отчётами спецслужб, где желаемое выдаётся за действительное.