Под покровом ночи

— Что ж, хорошо. Теперь можете уйти и сообщить о несчастье герцогине. Постарайтесь держаться как можно спокойнее. Лучше увести женщину в холл, на случай если с ней случится истерика. Попросите месье Вотреля подняться сюда.

Выпятив жирную грудь, управляющий величественно проплыл к двери. Банколен обернулся к нам:

— Ну, доктор, что скажете?

— Гм! Для состояния психики, в каком находился Лоран, метод убийства не совсем типичный. — Графенштайн пока чал головой. — Примером может служить Вандграф из Мюнхена. В данном случае явно присутствовал импульс к убийству, и вид острой шпаги мгновенно ассоциировался в мозгу преступника с мыслью о крови. Он подчинился импульсу и напал на Салиньи…

— Прошу вас, доктор! Вы так увлеклись ходом размышлений убийцы, что совершенно забыли о том, что он сделал. Это не было импульсом; это было преднамеренным убийством, заранее и тщательно спланированным. Посмотрите на положение тела. Оно ни о чем вам не говорит?

— Только о том, что, по-видимому, погибший не сопротивлялся.

— Это ясно. Удар был нанесен сзади, когда Салиньи стоял на ногах или на коленях спиной к дивану. Вы можете представить себе взбешенного психа, которому нужно дотянуться на расстояние четырех футов над диваном — видимо, ему пришлось встать на него, чтобы дотянуться до щита, — снять эту тяжелую шпагу и обезглавить Салиньи, который послушно нагнулся, подставив шею под удар? Салиньи должен был быть слепым и глухим, чтобы не заметить этих приготовлений!

— И тем не менее его обезглавили!

— Подойдите сюда, к дивану, — сказал Банколен. — Видите эти подушки? Я поднимаю их — вот так. Видите длинный отпечаток на обивке? Шпага лежала здесь, за подушками. Они скрывали ее. Убийца заранее продумал сцену убийства. Следовательно, он находился здесь до того, как вошел Салиньи. Он ждал. Он знал, что Салиньи придет сюда. Возможно, он разговаривал с Салиньи — который, заметьте, опасался незнакомцев, — не вызвав у него ни малейших подозрений. — Банколен воздел палец вверх. — Следовательно?

— Чушь! Вы говорите, мы должны искать Лорана в облике одного из друзей Салиньи?

— Да. Во всяком случае, в облике его знакомого. Далее. Убийца мог беспрепятственно посещать это место, не вызывая подозрений. Короче говоря, он был постоянным клиентом, а не посторонним… Он мог выдернуть шпагу из-за подушек, когда Салиньи повернулся к нему спиной.

— Но, друг мой! Ведь Салиньи наклонился, как будто ожидал этого удара!

— А вот этот факт может подсказать нам, кто убийца, который и сейчас находится в игорном зале. Никто не мог покинуть здание, если только мои агенты не спали.

— А через дверь в холле?

— Там с половины двенадцатого дежурит Франсуа. Вы знаете, когда сюда вошел Салиньи?

— Да, — вмешался я в разговор. — Я точно это помню, потому что, когда мадам указала на него, я посмотрел на часы. Это было в половине двенадцатого.

Банколен взглянул на свои часы:

— Сейчас ровно двенадцать. Алиби присутствующих можно легко проверить… — Он нервно взлохматил волосы, и на лице у него застыло озадаченное выражение. — Не понимаю, — пробормотал он, медленно оглядываясь. — Не понимаю. Я уверен только в том, что это не был человек в здравом рассудке… Как вы объясните тот факт, что голова находится на некотором расстоянии от тела, да еще поставленная на обрубок шеи?

— Этот вопрос и мне приходил в голову, — просияв, заговорил Графенштайн. — С уверенностью могу сказать, что она не могла просто откатиться и остаться в таком положении.

— Да, порой случаются странные вещи, но не в данном случае. Можно заметить, что между телом и головой нет прямой линии, закапанной кровью. Это убийца поставил ее здесь.

— Понимаю. Что ж, для больного мозга нашего преступника вполне естественный жест торжества. Он желает воздеть ее вверх, ликуя…

Банколен сказал тихо, глядя на него бесстрастным взглядом:

— Напрягите свое воображение, доктор, и параллель сама напомнит о себе.

— Послушайте, — раздраженно встрял я в их разговор, — я смотрю, у вас обоих слишком живое воображение…

— Но это необходимо, — пробормотал Банколен, пожимая плечами. Затем он нагнулся и начал осторожно проверять карманы убитого. Вскоре выпрямился и бросил на диван пачку газетных вырезок. На его лице застыла странная улыбка. — Последний штрих… Его карманы полны собственных фотографий. Да. Видите? — Он перебрал вырезки и визитные карточки. — Газетные снимки и любительские фотографии. Фото, где он выглядит прекрасно, фото, где выглядит неудачно… Вот он верхом на лошади, а вот на поле для гольфа… Гм… Больше ничего, за исключением нескольких банкнотов, часов и зажигалки. К чему все эти фотографии? Тем более зачем носить их в вечернем костюме?

— Ба! — прогремел доктор. — Неужели вас удивляет тщеславие такого человека!

Банколен нагнулся над диваном, медленно перебирая вырезки из газет. Он покачал головой:

— Нет, мой друг, этому должно быть иное объяснение. И это важнейший момент в расследовании нашего дела… Вы обратили внимание, что здесь чего-то недостает?

Графенштайн отпустил несколько замечаний на немецком, потом перешел на французский: