Под прицелом

Солдаты споро рассаживались по летательным аппаратам, как обычно не упуская возможности пошутить друг над другом. Тот, кто летел на десантном «Норманне», завидовал тем, кто летел на вертолете, – «Норманн» был все-таки более тяжелый, менее маневренный, и уйти от смертельной очереди сварки[54] на нем куда сложнее.

Бортач[55], невысокий, с грязными руками, как и все бортачи, закончил запускать личный состав в летательный аппарат, примерно прикинул в уме вес, дернул рычаг. С едва слышным в вое раскручивающихся моторов шумом пошла вверх аппарель, отрезая десантников от земли…

Бортач посмотрел на Феттерляйна, сидевшего у открытого, вопреки нормам безопасности, бортового люка, тот показал оттопыренный вверх большой палец. Можно взлетать. Кивнув, бортач протиснулся в кабину, рев моторов превращался в невыносимый, на высокой ноте визг…

Взлетаем…

Как и все опытные десантники, Феттерляйн не услышал – просто почувствовал, что колеса нагруженной до предела машины оторвались от полосы. Работая всеми четырьмя моторами, «Норманн» пошел на взлет, одновременно набирая высоту и медленно смещаясь вперед.

Тут-то они это и увидели…

Кто-то крикнул: «Сэр!», но Феттерляйн уже увидел все сам. Увидел и понял, любой, кто отслужил в Афганистане, знает, что это такое. Аэродром находился в кольце гор, прерывистая, ломаная линия хребта отчетливо вырисовывалась на фоне лазурно-синего неба. И вот оттуда, откуда-то из-за гор, танцуя на дымных хвостах выхлопа, летели маленькие, злобно сверкающие огоньки наподобие комет. И их было много – очень много, подобно звездопаду в летнюю ночь…

Внизу, на полосе, пронзительно взвыла сирена, извещая всех о смертельной опасности и необходимости как можно быстрее оказаться внизу, в железобетонной крепости. Обстрел был для этих мест делом привычным, по всему аэродрому то тут, то там раскиданы бронированные люки, чтобы можно было быстро добежать до ближайшего и нырнуть внутрь при обстреле. Был даже норматив – минута на то, чтобы скрыться. И норматив этот выдерживался – когда первая из комет достигла цели, лопнула огненным протуберанцем на сером бетоне, – наверху уже никого не было…

– Башня, я Бегун-четыре, наблюдаю обстрел, прошу санкции на зачистку места старта… – вышел на связь один из вертолетчиков.

– Бегун-четыре, я Башня, – отозвался Гордон, – зачистку категорически запрещаю, следовать по маршруту, как поняли, прием…

– Башня, я Бегун-четыре, вас понял, следую по маршруту… – уныло отозвался в микрофон пилот и, отпустив тангету, одними губами сказал второму пилоту: «Козел…»

Второй пилот согласно кивнул. Как бы ни хотелось накрыть этих долбаных воинов Аллаха со спущенными штанами – но приказ есть приказ…

10 июля 1996 года.

Северный Афганистан.

Пятнадцатью километрами севернее места падения…

Есть такая расхожая поговорка на гражданке: «Бери ношу по себе, чтоб не падать при ходьбе». За все время, пока они тащились по этим проклятым горам, – Араб на своей шкуре убедился в правдивости вышесказанного.

Само по себе передвижение в горах – дело нешуточное. Он отлично помнил, как вышел в горы в первый раз. Казаки – люди крепкие и детей воспитывают с детства тоже крепкими, способными вынести многое. Сашка знал и тяжелую работу по дому, и многокилометровые скачки на коне, он занимался и в гимназии, где, как и в каждой гимназии империи, был хороший, открытый для всех пацанов спортзал. Его не напугать ни марш-броском, ни двухпудовой гирей. Но когда он вышел в горы в первый раз… просто там не было воздуха, вообще почти не было, ты дышал, легкие аж горели, а воздуха просто не было. Руки, ноги у непривычного к горам человека сразу становятся как резиновые…

И, тем не менее, потихоньку втягивались. Сначала – просто выходили в горы и по нескольку часов карабкались вверх по узким горным тропкам, чтобы добраться до вершины и там наконец дать себе немного отдохновения. Потом то же самое, но с грузом десять килограммов, двадцать… тридцать… А еще потом – и с полной боевой выкладкой, с автоматом или снайперской винтовкой, узкая тропа, по которой ходят только козлы, уходит из-под ног, от перегрузок и недостатка кислорода темнеет в глазах, и надежда – только на себя, страховку и свою группу. И надо дойти. Любой ценой – дойти.

Сейчас, на пятнадцатом километре, при максимально высоком темпе, чтобы как можно дальше уйти от места падения самолета, Араб понял, что они взяли ношу не по себе.

Что-то надо бросать? Оружие? Бред – вышедший без оружия, потерявший свое оружие, по правилам считается выбывшим. Спецназовец без оружия – это не спецназовец, выполнять боевую задачу он не может.