Под провокатором (СИ)

Все внутри кричало мне уйти отсюда. Зверь взъерошился, бился внутри, пытаясь разломать стены моего самоконтроля, в попытках заставить меня уйти отсюда. Сразу вспомнилось, как он проделывал тоже самое, в надежде разломать металлические прутья клетки, в которой меня держали в аналогичном месте. Тогда он руководствовался не страхом, потому что его не было у моей природы, он руководствовался яростью, гневом. Я всегда помнил ярко и красочно воспоминания, чувства зверя. На много ярче чем воспоминания человеческой сущности. Если представлять память — как кинопленку, ту, которая с годами становится хрупкой и мутной, память зверя — это нечто, что всегда можно воспроизвести заново в самом высоком разрешении. А в воспоминаниях моего зверя — хорошего мало.

С такой же ясностью я помнил — Настасью и ее последние часы. Худшее из этого то, что воспоминания, в которых я ещё соображал, как человек, пока блокаторы еще оставались в моей крови, я помнил хуже, чем те, в которых зверь вышел на свободу. С одной стороны я был рад, что это так. Я не хотел забывать, не имел на это права.

Тряхнув головой, отгоняя непрошенные мысли, прошел внутрь темного помещения.

Я знал это место, помнил, бывал уже в таком…

Когда подошел к одной из стеклянных комнат, включил свет.

Искры спали сидя.

Я прислонился к стеклу, задумался.

Если бы не моя мама, я бы, возможно, даже сейчас сидел где-то тут, среди них. Возможно, уже погиб бы, на каком нибудь задании, из-за неумелых команд генералов. После смерти Настасьи, меня перевезли с молодыми искрами на точно таком же тяжеловесе, в лагерь. Потом обратно.

Мой биологический отец испытывал какое-то особое удовольствие от моих страданий…, больной на голову кусок дерьма. Я его ненавидел по известной причине, а вот, чем ему не угодил я, сразу после рождения, если не считать моей природы — я не знал.

Но время, когда мне был интересен ответ на этот вопрос, прошло. Плевать.

Я всмотрелся в лицо одного из искр. По коже прошел холодок. Я знал его. Нас с ним стравливали, когда я был в лагере. Чем именно он мне запомнился, не могу сказать, но факт — оставался фактом. Глянул на ещё одного…, и с ним тоже.

Поймал себя на мысли, что почему-то мне было радостно от того, что они живы. Не знаю, чем были продиктованы эти чувства, передо мной — как никак — мои враги. Наверное, я понимал их, их природу, суть. Такие же, как я. Те — кому не нашлось места в нашем мире. И мне бы не нашлось, не разработай Патрик и Руфус блокаторы.

Я закурил, замечая, как дрожат мои пальцы, и виной тому был не холод. Тоскливо окинул тела мужчин, женщин, подростков. Именно тела, ибо без разума, даже при наличии мозга — человеческий организм — всего лишь тело.

Разум отличает человека от животного…, человеческий разум… коего лишены искры.

Завтра — они будут сражаться на нашей стороне. Завтра — мы будем ничем не лучше своих врагов.

Глава 60. Столица

— Мы нападем на них с воздуха, вот в этих точках, это их слепые зоны. А вот отсюда начнут наступление наши бронебойные единицы. Искр отправим через центральный вход.

— А что делать с мирными жителями?

— Гражданских не трогаем! Наша цель Провиданс.

— А с Правящими?

— В плен, а там посмотрим, — наконец подытожил наш план Ставрос Панопулос.

— Среди них же есть и дети…

— В плен всех, — еще раз, но более грубо, повторил свои слова генерал — командующий.

— Слушаюсь, сер.

После планерки не прошло и получаса, как мы начали воплощать все в жизнь. Мы обхватили столицу плотным кольцом. Медное плато, конечно же, оставалось открытым, но нас оно не интересовало. Платина — вот куда мы метили.

Авто — шлюзы, на центральной магистрали, ведущей с каменной пустыни на верхнее плато — перекрыли изнутри со всех сторон. Тяжелая артиллерия и солдаты конфедерации стояли по всему радиусу верхнего плато.

Бришалот готовился к осаде. Я тоскливо посмотрел на Медную часть столицы. Правящие любезно оставили низшую касту без защиты, абсолютно, полностью…, ни единого военного, ни одной оборонительной единицы, ни боевой техники…, а они не знали, нужна нам Медь или нет. Они просто бросили их. Ничтожества.

— Готовьтесь к штурму! — раздался голос в моем наушнике. Генералы, на позиции, каждый знает свою задачу. С доблестью исполняйте свой долг! Дождемся, когда наша бронетехника пробьет шлюзы и вперед!

— «Из недр воспрянем под красным солнцем! Не забыто! Не прощено!» — твердо отчеканил генерал-командующий.

Я посмотрел на закатное, невероятно символичное оранжевое солнце и алый закат, насколько пророческим оказался наш девиз.

«Воспрянем!» — мысленно произнес я.

_______________________________

Пробиться сквозь шлюз мы смогли спустя примерно сутки. Бришалот был довольно-таки хорошо укреплен, но вот к атаке своими собственными искрами он готов не был. Гипфель дал хорошее техническое оснащение нашим войскам, у них были первоклассные воздушные истребители, которые давали нам значительное воздушное преимущество. Никто не мог покинуть город через воздух. Не щадили никого. Любая воздушная единица подвергалась моментальному уничтожению.