Сюзанна рассказала, что у нее по-прежнему полно дел на работе в адвокатской конторе, которой она отдала большую часть жизни, и ее собираются отправить в командировку, причем не куда-нибудь, а в Рио-де-Жанейро. К сожалению, ей не удастся задержаться там на пару дней, чтобы посмотреть город, потому что Йенс, отец ее детей, не готов сидеть с ними так долго.
Она произнесла это с таким негодованием, что даже Мари вздрогнула, оторвавшись от игры. Я поспешно спросила Свена, не хочет ли он еще чая, чтобы избавить детей от необходимости выслушивать все это. Им и так досталось за время развода родителей, который длился, казалось, целую вечность.
Потом Сюзанна минут пятнадцать уговаривала Анну-Клару отложить газету. Этот конфликт всегда заканчивался одинаково: я разрешала девочке взять газету с собой. Погруженная в чтение, она последней вышла на улицу. Свен захлопнул дверь, повернулся ко мне и сказал, как всегда: «Ну, кажется, праздник удался».
Теперь он спит, довольный прошедшим днем. Нам удалось собрать всех друзей и родственников вместе, мы отпраздновали мой день рождения. А я сижу за столом и пишу. На часах два ночи. Или, правильнее сказать — утра. Я убрала подарки, отодвинула букеты, и теперь здесь достаточно места для дневника и моих сбивчивых мыслей. За окном дует ветер, как всегда в июне, лето только вступило в свои права, и ночи еще светлые. Я родилась тринадцатого июня, и сколько себя помню, в этот день всегда идет дождь. И сегодня тоже.
Я снова сижу за столом. На часах почти три ночи или утра, но сон покинул меня вместе с усталостью. Словно возможность писать всего за один день стала потребностью. Подарок на день рождения, розы на дневнике… Наверное, это прорвало плотину воспоминаний. Жизнь не может быть удивительнее, чем она есть.
До меня доносится похрапывание Свена, и я не могу не улыбнуться. Там в спальне, всего в нескольких метрах от меня, лежит мужчина, с которым я прожила целую вечность, и все равно мне приятно, что он рядом, хотя это уже и не будит мыслей о безудержной страсти. Он обнимает меня, желает мне спокойной ночи, иногда целует или гладит по руке, но это все равно что ветер, который гладит тебя по спине, или море, которое охлаждает разгоряченное вспотевшее тело. Куда подевались воспоминания? Не могла же я забыть, что такое заниматься любовью? Конечно, нет, такое не забывается, но эти воспоминания причиняют мне боль, и я заставляю себя забыть. Забыть, как его руки касались моего тела, как я отвечала на эти прикосновения. Я помню, что чувствовала тогда, но не позволяю воспоминаниям нахлынуть на меня, как не позволяют себе расчесывать комариный укус. Мы рано проснулись вчера и разговаривали в постели, прежде чем Свен пошел ставить чайник. Я осталась лежать и читала, поэтому он застал меня врасплох, когда появился в спальне с подносом, на котором были завтрак и вчерашний букет цветов, уже немного увядший. Там же был кусок вчерашнего торта, уже утративший свежесть, со слипшимся кремом. Гниение — быстрый процесс, подумала я. Кому, как не мне, это хорошо известно. Свен принес поднос и себе тоже. Мы сидели в постели, завтракали и разговаривали.
Я смотрела на него и видела мужчину в годах, с седыми волосами, все еще сильными руками и лукавым выражением глаз. Он что-то прокомментировал, я засмеялась и подумала, что ради таких минут стоит провести вместе всю жизнь. Не ради праздников, не ради ночей любви или примирений после ссор, а ради разговора за чашечкой чая, совместного обсуждения проблем, обмена мнениями, тишины при зажженных свечах. Мы поговорили о вчерашнем дне, о гостях, о детях, о молчаливой Анне-Кларе и напряженной Сюзанне, вспомнили, какой моя дочь была раньше — открытой, непосредственной.
— Помнишь, как я ездил вокруг роддома, чтобы в машине было тепло, когда мы повезем ее? — спросил Свен.
Конечно, я помнила.
Сюзанна. Она родилась такой веселой. Наверно, ангелы пели в тот день, потому что все в роддоме смеялись, и смех заглушал мои крики. Мной занимались две акушерки — ошибка в расписании дежурств оказалась мне на руку. Они стояли по обе стороны кресла и держали меня за руки. Слезы текли у Свена по щекам. А потом она появилась на свет — маленький красный комочек с темными волосами и шоколадными глазами, который вопил так, словно наступил конец света. Радостная Сюзанна, поющая Сюзанна, она словно порхала по жизни и вносила хаос повсюду, где появлялась. При виде ее личика все вокруг светлело. Она лежала и ворковала в нашем стареньком «Фольксвагене», когда мы с гордостью везли ее из роддома холодным и дождливым июньским днем.
Куда она подевалась? И откуда взялась эта неприступная, жесткая Сюзанна, которая прячет чувства за маской вежливости и никогда не признается, что у нее на душе? Сюзанна, которая кратко отвечает: «Хорошо», когда мы спрашиваем, как дела у нее и у детей. А они, ее дети, не готовы к тому, что эта новая Сюзанна должна заменить им полноценную семью.