Под русским знаменем

Отбитые атаки, однако, ободрили удальцов и утомили воинов Османа. Наступило затишье, если только можно считать им такие минуты, когда турки не кидались на приступ, а ограничивались только обстрелом занятых русскими редутов. Воспользовавшись этим, Скобелев послал горталовцам единственное подкрепление, которое он только мог дать им... Людей у него не было. Белый генерал послал пушки и снаряды к ним. Орудия привёл в редуты его любимый друг капитан Куропаткин, начальник его штаба. Как ободрились защитники редутов, увидя пушки и Куропаткина... Они встретили их таким радостным «ура!», которое являлось вернейшим залогом победы. Не даром же Скобелев прислал Куропаткина! Ведь, в сущности, Плевна уже была взята. Если только удержаться на этих редутах — Осман-паша должен будет уйти... Ему нельзя оставаться в Плевне, открытой русским войскам. Если посланец Скобелева хорунжий Дукмасов, присланный несколько ранее орудий, и прочёл по приказанию генерала телеграмму князя Имеретинского, в которой тот сообщал, что никаких подкреплений не будет, то этой телеграмме на горталовских редутах не поверили. Там знали, что на Систовской дороге за Гривицей стоят свежие, ещё ни разу не бывшие в деле полки. И радостное сознание блестяще одержанной победы поднимало дух горталовцев...

А вокруг их свирепствовал ад... По редутам турецкие пушки били из пяти пунктов. Отдельных выстрелов уже невозможно было различить — они слились в единый громовой гул. Густейшие облака порохового дыма носились в сыром воздухе. Ни картечи, ни гранат не было слышно...

Вдруг громовой по силе удар потряс воздух. Словно тысячи ружей и сотни пушек дали сразу все вместе залп. Огромный столб порохового дыма взвился над редутами. Турецкие таборы, подходившие из лагеря для новой атаки, отпрянули, поражённые этим, превосходившим всё доселе свершавшееся ударом...

Случилось нечто грозное, почти ужасное, совсем не предвиденное...

XXVI ОТСТУПЛЕНИЕ ЛЬВОВ

урецкий снаряд, пущенный с Кришина, случайно срезал гребень траверса и ударился в крышку зарядного ящика. Произошёл ужасный взрыв. Всё, что только было поблизости: ящики, лафеты подбитых орудий, живые люди, трупы, камни — полетело на воздух. Кто стоял у бруствера, тот, будто подкошенный, упал на землю. Генерал Тебякин был убит. Надежда всех — капитан Куропаткин, страшно опалённый, контуженный — исключительно благодаря усилию воли удержался на ногах...

Кругом выросли груды новых тел, валялись разорванные на части трупы; орудия, столь радостно встреченные на редутах, были исковерканы.

А кругом так и завывали турецкие сигнальные рожки, гремели радостные крики опомнившихся и сплошной стеной шедших в атаку турок.

Ошеломлённые, поражённые, оглушённые, не двигаясь, стояли на своих местах уцелевшие бойцы. Вряд ли понимали они в эти ужасные мгновения что с ними — живут ли они ещё или уже смерть настигла их...

И вдруг, словно электрическая искра, пролетела весть: Скобелев на редутах!..

В страшную минуту, в наступивший последний миг Белый генерал не оставил своих героев. Он очутился среди них, и сейчас же прошло смятение...

Враги, воспользовавшись страшным мгновением, с трёх сторон двинулись на редуты. Особенно яростен был их натиск на горталовский редут. Аскеры с весёлым гоготаньем неслись к холму, но опять они ошиблись в своих надеждах на победу...

Скобелев успел восстановить порядок на втором редуте, где держался со своими суздальцами полковник Мосцевой. Горталовцы пришли в себя при первом же слухе о прибытии Белого генерала.

И эта атака турок была отбита, как предыдущие... Снова надежда на победу окрылила обречённых на смерть...

И вдруг распространилось новое радостное известие: у входа показался турецкий обоз, готовый в путь.

Осман-паша уходил из Плевны...

Уходил, но перед уходом в путь, который мог оказаться для него роковым, турецкий полководец решился на последнюю попытку. В четыре часа пополудни он двинул на многострадальные редуты все, какие только мог, таборы...

Уже не море живое, а океан двигался на редуты. Турки шли грозными колоннами. Всюду реяли значки турецких жолнеров. Куда только хватал глаз, краснели турецкие фески. Массы двигались без крика, без выстрела — колыхаясь и неудержимо стремясь вперёд. Между линиями пехоты ехали конные отряды черкесов...

В пятый раз с утра этого дня герои видели надвигавшиеся на них массы турок. Они уже привыкли к ним и смотрели на врагов почти совершенно равнодушно, поджидая, когда они приблизятся настолько, чтобы ни одна пуля, выпущенная при залпах с редута, не пропала даром...

Но вдруг дрожь пробежала по всем рядам — невольная дрожь...

Впереди над массой надвигавшихся турок реяло зелёное знамя пророка — драгоценная реликвия всех магометан...

Это значило, что каждый из наступавших, помимо приказаний своих начальников, сам обрёк себя на смерть, если бой не завершится победой...