Под русским знаменем

Наконец, перед колонной появился и сам Скобелев, одетый как с иголочки, причёсанный и даже надушенный. Его молодое лицо так и сияло, но глаза смотрели гордо и властно. Каждый принадлежавший к его колонне почувствовал невольно силу — и не физическую, а нравственную силу этого человека, ещё впервые самостоятельно командовавшего воинской частью. Какой-то особенной порывистой походкой Михаил Дмитриевич обошёл ряды. Колонна была сборная, но оказалось, что командир знает многих из солдат по фамилиям. Возле некоторых знакомцев он приостанавливался, говорил несколько слов, выслушивал ответы. Волпянский слышал последние, удивлялся сам и видел, что и другие офицеры удивлены не менее его. Ответы солдат были необычайно толковы, вполне осмысленны, и некоторые из солдатиков даже осмелились распространиться в словах, и командир выслушивал их, не перебивая. Это были совсем другие люди, чем ранее. В их ответах чувствовалось желание сказать как можно лучше, понятнее выразить мысль и великое удовольствие оттого, что старший начальник и говорит с ними, и слушает их.

Подобного прежде не бывало даже в таких сроднившихся со своими начальниками войсках, как кавказские...

После обхода рядов Скобелев отправился к верблюдам. И здесь всё оказалось в полном порядке, какого не было в отряде даже при выступлении из Киндерли. Скобелев сам хлопотал около верблюдов. Он по возможности, сообразно силам каждого животного, распределил кладь. Сёдла были исправлены и под них подложен войлок, все вьюки — пригнаны так, что они не стесняли верблюдов в движениях. Приставленные солдаты выучены были обращаться и с верблюдами, и с их вожаками-киргизами. Каждый человек в колонне заранее знал своё дело. Отдельных погонщиков назначили к стаду баранов, которое следовало за колонной. Особенностью стада было то, что в нём гнали за отрядом и нескольких козлов, как казалось многим совершенно бесполезных, ибо мясо их из-за отвратительного вкуса положительно не годилось в пищу. Когда Скобелева спрашивали, зачем он берёт с собой этих животных, он коротко отвечал: «Пригодятся!».

Наконец, сам убедившись, что колонна пребывает в полном порядке, Михаил Дмитриевич уведомил начальника отряда, что готов к выступлению.

— Ребята! — обратился он к солдатам. — Государь посылает нас в Хиву. Там томятся захваченные в плен наши земляки. Идти нам придётся по безводной степи, где только изредка попадаются колодцы с водой. Но вы — русские. И сумеете превозмочь все труды. Я верю, что мы молодцами дойдём, куда нас посылают. Если встретятся враги, мы разобьём и уничтожим их по-русски. Но помни каждый: у меня отставших быть не должно, колонне не растягиваться, идти дружно, пока хватает сил. Господа офицеры отвечают передо мной за строй... Теперь каждый помолись про себя!

Скобелев первым снял фуражку, замелькали белые кепки. Солдаты набожно осеняли себя крестным знамением.

— Смирно! Накройся! — раздалась команда.

Скобелев, уже сидевший на коне, ещё раз осмотрел колонны и воскликнул:

— С Богом!..

Послышались отдельные команды, и загрохотали барабаны. Сохраняя ряды, стройно, не торопясь, двинулась колонна вперёд. Скобелев ехал во главе. Он даже не оглядывался, вполне уверенный, что его приказания поняты и будут исполнены...

— Что, капитан? — торжествующе шепнул на ходу Волпянский Агапееву. — Каково пошли?

— А впереди что? — даже рассердился тот и поспешил объяснить: — Впереди безводная степь, где глина, где песок. Таким шагом по ним далеко не уйдёшь!

Действительно, по пескам, поднимаясь на песчаную возвышенность Усть-Юрт, предстояло пройти, без малого, четыреста вёрст. Следом за передовой колонной Скобелева шла другая колонна — Гродекова, которая должна была идти тем же путём, что и первая. Лишь за ней следовали главные силы Мангышлакского отряда под начальством Ломакина. Остановки назначались у колодцев, разделённых двадцатью пятью — тридцатью вёрстами. На половине пути, у колодцев Ильтедже предполагалось соединение всего отряда, и здесь был предположен более продолжительный отдых.

В Биш-акты многие недоверчиво покачивали головой при выступлении авангарда. Слишком уж блестяще начал Скобелев поход. Невольно являлось сомнение, удастся ли ему хотя бы сносно завершить его...

А как бы в ответ уже издали доносилась старая кавказская, но приноравливаемая ко всякому случаю песня, которую начали солдаты по приказанию своего нового командира:

— Гремит слава трубой,
Мы дрались, туркмен, с тобой,
По пескам твоим зыбучим
Разлилось кругом «ура»!..

Море без берегов, без воды, без жизни... Море песка, только песка... Куда ни кинь взгляд, везде песок, местами бледно-жёлтый, как будто золотистый, местами серовато-грязный. Тишина ничем невозмутимая, невообразимая. Проклятое место! Здесь птица не пролетает, здесь зверь не пробегает. Всё мертво — это пустыня Усть-Юрт.

VI ВПЕРЕДИ ВСЕГДА

очти две недели шёл Мангышлакский отряд по пустыне.