Под самой Москвой

В такой вечер Ваня Сивцов дежурил по заводу. Он обошел его территорию. Потом поднялся по наружной лестнице, ведущей на вышку, с которой просматривалась вся площадь завода. Взгляд его привычно скользнул по растекшимся на обширном пространстве приземистым корпусам. Стар был завод. Но недавно начали пристраивать к нему новые цеха. И такое было кругом смешение новейшей техники и дедовских устаревших конструкций, что свежий человек даже терялся…

Ваня оглядывал площадку и вдруг… Он мог поручиться, что только что этого не было. Но сейчас… Сейчас язык пламени вырвался из темноты. Ваня определил место: это был упаковочный цех. Пламя исчезло, словно его вдавило во мрак какой-то силой. И вдруг уже не один, а сразу несколько языков прорвались в этом же месте. Не тление, не дым — это было пламя. Опасное, напористое, коварное…

Ваня бросился в проходную, дал сигнал пожарной тревоги и побежал к «упаковке».

Недавно заступила ночная смена. В лаборатории из практикантов был только я. Помню, я еще удивился, что не встретил Аркашку Малых, ведь он только что сменился. Куда, правда, он мог запропаститься?

Работа шла обычным порядком. Принесли пробу патоки. В раскрытую дверь проник накаленный воздух аппаратной, это было горячее дыхание завода, мигом заполнившее лабораторию.

— Закройте дверь! — капризно закричала молодая лаборантка.

И сразу после этих слов раздался сигнал тревоги.

Я совсем не помню, как мы скатились по лестнице и побежали в ту сторону, куда бежали все…

Упаковочный цех пылал. Трещала пустая тара, сухие фанерные ящики разваливались с выстрелоподобными хлопками, рогожи и пенька разбрасывали сотни искр.

Была объявлена пожарная тревога номер три. Три пожарные команды прибыли на место. Огонь разгорался, и стало ясно, что упаковочный цех не спасти. В ночную смену людей в нем не было. Не должно было быть…

Пожарные работали. Техника у них в то время еще не была такой, как сейчас. Растаскивали баграми горящие бревна, как бы расчленяя пожар, чтобы легче было победить огонь. Две стихии — огонь и вода — схватились в смертельном бою. И побеждала вода, потому что ее направляла рука человека.

В глубине «упаковки» еще бушевало злое пламя… Кругом говорили: «Какое счастье, что там никого не было. Что ночью «упаковка» не работала!»

Но в толпе, собравшейся у горящего цеха, раздался вдруг крик:

— Аркашка. Аркашка Малых там!..

Сразу стало видно, кто кричал, потому что люди вокруг него расступились, словно ждали, что он сейчас бросится в огонь… Кричал Гусев.

— Там, там он! Мы там вместе были. Я на минуту только выскочил… Там Аркашка! — Он еще что-то, уже бессвязно и горестно, выкрикивал, когда Ваня, окативши себя водой из шланга, бросился в огонь.

Я видел это. Я видел Ваню в этот последний миг.

Время тянулось долго. Под натиском воды медленно, нехотя, огрызаясь жаркими вспышками, злобным шипением, отступал огонь.

Пожарники двигались, сильными струями пробивая себе дорогу.

…Их вытащили вместе. Видимо, Ваня обессилел, таща на себе Аркашку, задохнулся в дыму и упал. Мертвое тело Аркадия придавило Ваню к земле, это могло спасти молодого пожарника. Могло… Все надеялись на это.

Санитарная машина, дежурившая у ворот завода, помчала Ваню в больницу. Мокрые и уставшие, мы сбились в кучку у дверей лаборатории. Все ждали сообщения из больницы, хотя трудно было думать, что это сообщение последует так быстро.

— Расходитесь, ребята! — говорили нам. Но нам, казалось, было легче так сидеть всем вместе и ждать. Мы молчали, но мысли о только что происшедшем, об этих двух: одном уже мертвом, другом — в двух шагах от смерти, эти мысли мучили всех.

Между тем наступал бледный, немощный рассвет ненастного дня.

Сиплый гудок позвал нас, и мы на этот раз без всяких промедлении и жалоб поспешили на свои места в лаборатории.

В тот день мы, кажется, впервые работали по-взрослому и только к концу почувствовали, как вымотались за эти сутки.

Но опять мы не расходились. И опять ждали. Пока мастер не прогнал нас обедать. Но есть никто не хотел, мы такой же молчаливой кучкой сидели за столом. И не верилось, что Аркашки Малых уже не будет среди нас.

И вдруг Нюся влетела в столовую громко плача.

Мы все поняли без слов.

* * *

Вот и вся история огневого солдата Вани Сивцова.

Как я уже сказал, она многое изменила в моей жизни. И не только в моей.

Вы были правы, когда заметили, что я проводил каким-то особенным взглядом пожарную машину…

МАЛЯРИЯ

Третий день дул бешеный афганец. Колючей песчаной пылью заносил кишлаки, посыпал горьким пеплом кроны придорожных деревьев. Вода в хаузе[2] сразу стала мутной, будто кто-то подышал мощным и нечистым дыханием на его квадратное зеркало в оправе ив. А ивы склонились еще ниже, беспокойно, судорожно, словно слепые, шарили ветвями у самой воды, ища убежища.

Седые коконы пыли плотно окутали кусты хлопчатника, оставшиеся на полях, на открытых площадках горных склонов. Крупные листы, похожие на раскрытую ладонь, сворачивались та глазах, сжигаемые жестокими порывами ветра.