Под сенью боярышника

Он выглядел настолько невинным, что ей подумалось, что она плохо обращалась с ним. Возможно, он и не видел ничего, в конце концов. Они прошагали вместе весь путь, и вряд ли у него была возможность рассматривать изнанку её джемпера. Может быть, он подумал, что у шерсти приятный цвет, напоминавший ему цветы боярышника, и просто купил ей эту пряжу.

– Ладно, я пошутила.

Ему, казалось, полегчало.

– О, так ты шутила. А я думал, ты на меня осерчала.

Он что, боится, если я сержусь? Её раздувало от этой мысли. У меня есть власть над его эмоциями. Он сын чиновника, умный и способный, и похож на буржуя, но передо мной искренен, пуглив как мышка, и опасается сердить меня. Она чувствовала, что поплыла. Она играла с ним и сознавая, и не осознавая того. Его тревога подтверждала её влияние на него. Она знала, что тщеславна, и пыталась не впасть в такое скверное поведение.

Она завернула шерсть и вернула ему.

– Я не могу взять твою шерсть. Ну как я объясню это маме? Она решит, что я украла её.

Он взял пакет и ответил тихо:

– Об этом я не подумал. А ты не можешь сказать, что купила сама?

– У меня нет ни гроша. Как я могу накупить так много шерсти?

Теперь уже она давала ему отпор, используя свою экономическую ситуацию как оружие, словно хотела сказать: вот, моя семья такая нищая, что скажешь на это? Посмотришь на нас свысока? Если так, то лучше забудь обо мне.

Он стоял неподвижно, лицо его подёргивала боль.

– Я не представлял себе. Не представлял.

– Ты не заметил? Ты многого не замечаешь, твое зрение не заточено на многое. Но не волнуйся – я говорю правду, когда обещаю, что заплачу тебе за леденцы и ручку. Я пойду на временную работу во время летних каникул, и буду работать без перерывов, и смогу заработать тридцать шесть юаней в месяц – только месяц мне понадобится, чтобы рассчитаться с тобой.

– А что за временная работа?

– Ты и этого не знаешь? Я работаю на стройплощадках, или на разгрузке угля в доках, или на лакокрасочных работах на фабриках. Иногда изготавливаю картонные коробки. Да что угодно! Почему? А что ещё бы ты назвал временной работой? (Сейчас уже хвасталась она.) Не все могут найти временную работу. Причина того, что я могу, состоит в том, что мать моего одноклассника глава районного комитета. Она отвечает за такого типа работы.

Она продолжила несколькими забавными анекдотами, но через какое-то время заметила, что Третий Старче не смеётся над её рассказами, а пристально смотрит на неё, явно расстроенный.

– Клеить коробки, конечно, хорошо, – сказал он, – но не работай на стройке и, особенно, не работай в доках. Это опасно. (В его голосе возникла хрипотца.) У молодой девушки как ты нет сил для таких работ. Ты можешь насмерть разбиться, упав с высоты, или тебя может сбить какая-нибудь махина. И что тогда?

Она его успокоила:

– Ты никогда не выполнял временной работы, поэтому и думаешь, что это кажется ужасным. Но в действительности…

– Я не выполнял временной работы, нет, но видел, как мужики в доках сгребают уголь в крутые кучи. Они не держат руль и почти заводят свои машины в реку. А ещё я видел, как мужики на стройках ремонтируют стены и черепицу, и роняют вещи с лестниц. Все эти работы тяжелые, опасные, иначе их не поручали бы тем, кто на повремёнке. Их бы выполняли постоянные рабочие. Почему тебя не беспокоит, что ты занята такой опасной работой? Твоя мать хотя бы должна беспокоиться.

А мать и беспокоилась – да ещё как! Её буквально на части разрывало, пока Цзинцю была на работе. Она страшно переживала, что та может получить травму. Случись такое, когда у Цзинцю не было даже рабочей страховки, и всему пришёл бы конец.

– Несколько грошей отсюда или несколько оттуда ничего не стоят, а жизнь твоя – стоит, – просипел Третий Старче.

Но она знала, что несколько грошей отсюда или несколько оттуда чего-то да стоили: нет денег – нет риса. Будешь жить впроголодь. Её семье не просто не хватало нескольких грошей. Им не хватало многих грошей. Её мать часто занимала у других учителей, и, как только получала зарплату, то почти всю отдавала за долги и начинала занимать уже на следующий день. Семья нередко отдавала свои нормы мяса и яиц только потому, что у них не было денег выкупать их. Кроме того, и доходов брата ему никогда не хватало. Все сосланные молодые люди вынуждены были просить деньги: их статус был настолько низок, что их работа не приносила денег даже на норму риса.

Последние несколько лет Цзинцю повезло работать каждое лето, чтобы хоть как-то помочь семье. Она успокаивала мать:

– Я давно уже этим занимаюсь, всё будет хорошо. Многие занимаются этим. Ты когда-нибудь слышала о каких-то увечьях? Травмы и дома случаются.

И так как Третий Старче принял где-то материнский тон, она повторила свою аргументацию ему.

Он не дал ей закончить и прервал: