– Нельзя тебе делать такую работу, правда, нельзя! Это опасно. Если получишь травму или надорвёшься, то это аукнется на всю оставшуюся жизнь. Если тебе нужны деньги, то есть же у меня. Мы работаем, что называется, на ветру, нам хорошо платят, и мы получаем субсидии. У меня есть сбережения, так что для начала можно занять, а затем я могу давать тебе по тридцать-пятьдесят юаней в месяц. Этого должно хватить, верно?
Вот такой, высокий и могущественный, со своей заоблачной зарплатой, он ей не нравился. Он смотрел на неё свысока, относясь к ней как к поводу для благотворительности. Цзинцю ответила гордо:
– Твои деньги – твоё дело. Я их не хочу.
– Можешь занять, если это для тебя предпочтительнее. Можешь вернуть, как только начнёшь зарабатывать.
– А кто тебе сказал, что я смогу получить работу? – Она подхватила ироничный тон. – Твой отец не такой уж и вельможа, сомневаюсь, что он смог бы и меня пристроить к работе на ветру. Я готова. Как только меня сошлют на землю, я не вернусь в город, и матери не придётся занимать на мою норму риса. Но когда такое время настанет, какие деньги я должна буду тебе вернуть?
– Если у тебя их не будет, то и не нужно возвращать. Я всё равно ими не пользуюсь. Ну, не будь такой упрямой, ты себя изнуряешь ради нескольких грошей. Ты можешь закончить тем, что будешь прикована к постели на всю оставшуюся жизнь. Это не хуже?
Совершенно верно, я – рабыня денег, – парировала она. – Но лучше я получу травму или истощу себя напрочь, выполняя временную работу, чем возьму твои деньги.
Третий Старче выглядел так, словно ему нанесли удар кинжалом в грудь.
– Ты… я… – мямлил он, не в состоянии сформулировать ответ, глядя на неё жалкими глазами.
Он напомнил ей собаку, за которой она когда-то ухаживала, и которую потом утащили фурманщики: с завязанным ртом, с глазами, неотрывно следившими за ней, знавшими, что это конец, и умолявшими о пощаде.
Глава десятая
Юминь вернулась пару дней спустя, и дом снова обрёл прежний порядок. Друг Фэнь,
Цзинцю могла помочь, но товарищ Е не только интересовалась, как связать ширинку, но и размером последней, чтобы её мужу было удобно облегчаться. Цзинцю научилась вязать эту премудрость у кого-то другого, но ей и в голову никогда не приходило, для чего она. Когда товарищ Е произнесла слово облегчиться, Цзинцю покраснела.
– Давайте я просто свяжу это, – сказала она, подбирая спицы, и начала вязать.
Товарищ Е трещала с Юминь, дожидаясь, пока Цзинцю закончит.
– Девчушка Цю очень способная и симпатичная. Неудивительно, что твоя свекровь спит и видит, чтобы отдать её за Второго Старче. Девчушка Цю, а почему бы тебе не выйти за него замуж? Тогда мы бы наезжали сюда всякий раз, когда возникнут проблемы с вязанием и учились бы у настоящего мастера.
– Не говори так. Цзинцю очень стесняется, – отвечала Юминь, но сама и продолжила. – Цзинцю городская. Она кушает зерно, которое поставляет правительство. Станет она думать о нас, живущих в этой дыре! Любая типа девчушки Цю хочет замуж за другого городского, ведь так, Цзинцю?
Цзинцю покраснела ещё больше:
– Я ещё молода и не думаю об этом.
– Но ты хочешь замуж за городского? – спросила её товарищ Е. – Тогда лучше найди кого-нибудь из геологический партии. И замуж за городского получится, и мы сможем консультироваться у тебя на предмет вязания – взаимовыгодно!
Товарищ Е обдумала сказанное ещё немного и сказала Юминь:
– Тот парень, Сунь, совсем неплох. На аккордеоне играет! Вот он бы подошёл Цю. Он же часто к вам приходит? Должно быть, имеет на неё виды.
Юминь хихикнула:
– Ты прямо в точку! Одно время он вообще от нас шарахался, потому что я как-то намекнула ему на нашу Фэнь. Но теперь он не может не приходить. Он здесь почти каждый день.