Читаем Под сенью эпохи и другие игры в первом лице полностью

Вечером папа пересказал историю маме, и оба, поразмыслив немного, сошлись, что Коля – редкая нелепица, и попадать в истории – его дар, и возможно, лучше ему уехать, но на самом деле всё не так страшно. Мама была ещё одной редкой птицей в особи творцов.

Ненормальность творческих натур утомляет и меня, но рядом с ними я чувствую себя дома и расстроенно наблюдаю, как агрессивно реагируют на него люди: мне обидно за Мандельштама, за Колю, за своего мужа… Так же, как и они, я теряюсь перед зломыслием.


Уезжая в Вологду в последний раз, Коля выглядел более ухоженным, чем всегда, и говорил с папой о ждущих его проектах. Новый шарф не обвивался одиноко вокруг голой шеи, а был заправлен аккуратно под воротник пальто, когда он прощался в проёме входной двери.


«… И ты уж думал про билет

на поезд,

что уедет ночью.

Но вдруг сказал:

– Мне грустно очень,

И уезжать желанья нет…


…Ах, милый,

Не прервётся нить.

Присели, помолчав немного,

вставай,

зовёт тебя дорога.

Ведь встретимся –

чего грустить?»


Меж знакомых папиных строк, как в кино, идут один за другим кадры семейной хроники. Коля был близок папе и понятен близостью особи, при которой братья одинаково ленятся или наслаждаются шумом ночной травы.


Вскоре после этого пришло известие из Вологды о Колиной смерти. Помню недоумение, воцарившееся в нашей квартире. Родители долго разговаривали в большой комнате.

– Бредовая смерть, – слышала я голос папы. – Любовница задушила его своим чулком. – И оба долго молчали, качая головами, с выражением растерянности от неожиданной и никчёмной смерти безобидного и несчастного Коли.

После смерти Коли очень быстро организовали его первую столичную книгу. Папа сильно негодовал. Наша маленькая квартира, полная разговоров, вибрировала от папиного гнева:

– Какие сволочи! Сколько раз он приезжал сюда, чтобы пробить книжку, сколько лет обходили его стороной, отдавали его очередь другим! Вот, умер!.. Его друзья из Вологды и Москвы собрались и пошли в издательство хлопотать за издание его книги. Теперь у него есть друзья в Москве. А ведь когда он приехал к нам первый раз, у него здесь никого не было, никто его не знал. А ведь и тогда он уже был большим поэтом! И никто не ценил!.. А теперь, ты послушай, – взывал он к маме, – везде и все говорят, что он гениальный поэт, наравне с Есениным! На Руси надо умереть, чтобы тебя оценили, – заканчивал он, махая рукой.

Через некоторое время дома появилось московское издание сборника Коли Рубцова – светло-салатовая толстенькая книжка приятного полуквадратного формата со спокойной обложкой.


Через несколько лет в коридоре филфака МГУ я увидела этот сборник в руках у новой студентки нашей лаборатории. Как если бы я вдруг увидела знакомого и не удержалась:

– Тебе нравится Рубцов? – спросила я её. Несмотря на юношескую неприязнь, Коля остался мне близким человеком, частью родительского дома. Она прижала книгу к груди, как будто я собиралась её отнять, и настороженно ответила:

– Это мой любимый поэт.

В её неожиданной замкнутости я почувствовала почти враждебность. Она смотрела мне в лицо безо всякого расположения и добавила почти вызывающе:

– Это очень большой поэт.

Передо мной стояло живое «широкое признание». Я подумала о несопоставимости этой любви и Коли, которого я помнила. Коли, который до сих пор жил в нашей квартире в разговорах родителей. Я только миролюбиво кивнула. К тому времени я уже хорошо знала, насколько может быть невзрачен воплощённый гений, и научилась это принимать. Это знание определило мои будущие пристрастия.

9. Лариса Пастушкова

Мама купила мне розовое трикотажное платьице, редкое в советской текстильной продукции, из которого я в несколько месяцев выросла. Но пока я его носила, оно замечательно озаряло меня в глазах знакомых.

Однажды летом мы с папой зашли в редакцию к знакомому художнику Иосифу Игину. У нас дома стояла его книга шаржей на Михаила Светлова.

Он рисовал копии через подсветку: какой-то заключённый в полосатой одежде, – я наблюдала, пока он раз пять копировал рисунок в поисках лучшего варианта, копировал до моего появления и после продолжал копировать:

– Нет, это не то.

– А теперь слишком запутанно.

– Неуравновешенно.

А затем он сказал папе:

– Какая французская девочка! В розовом платьице.

И нарисовал мой портрет чёрным фломастером.

– Посмотришь потом и скажешь: «Неужели я была такой?» – А ведь была!

Портрет с подписью Игина хранится в родительском доме.

На мне было надето то же розовое платьице, когда Лариса Пастушкова впервые появилась у нас дома, в конце мая, в день своего рождения.

«Какая девочка!» – подумала Лариса, пока я не раскрыла рта. Но ознакомившись с моими манерами, согласилась, что эфемерности во мне маловато.

Это было моё первое столкновение с имиджем и с тем, как его виртуозно творили, в данном случае, Лара.


Весело-разноцветная, с двумя хвостиками по обеим сторонам головы, в мини юбочке и гольфах, похожая на картинку из журнала мод, улыбаясь во весь рот, полный больших белых зубов, Лара, из маминой сибирской родни, вошла в мою комнату – и в нашу жизнь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Шаг влево, шаг вправо
Шаг влево, шаг вправо

Много лет назад бывший следователь Степанов совершил должностное преступление. Добрый поступок, когда он из жалости выгородил беременную соучастницу грабителей в деле о краже раритетов из музея, сейчас «аукнулся» бедой. Двадцать лет пролежали в тайнике у следователя старинные песочные часы и золотой футляр для молитвослова, полученные им в качестве «моральной компенсации» за беспокойство, и вот – сейф взломан, ценности бесследно исчезли… Приглашенная Степановым частный детектив Татьяна Иванова обнаруживает на одном из сайтов в Интернете объявление: некто предлагает купить старинный футляр для молитвенника. Кто же похитил музейные экспонаты из тайника – это и предстоит выяснить Татьяне Ивановой. И, конечно, желательно обнаружить и сами ценности, при этом таким образом, чтобы не пострадала репутация старого следователя…

Марина Серова , Марина С. Серова

Детективы / Проза / Рассказ
Дива
Дива

Действие нового произведения выдающегося мастера русской прозы Сергея Алексеева «Дива» разворачивается в заповедных местах Вологодчины. На медвежьей охоте, организованной для одного европейского короля, внезапно пропадает его дочь-принцесса… А ведь в здешних угодьях есть и деревня колдунов, и болота с нечистой силой…Кто на самом деле причастен к исчезновению принцессы? Куда приведут загадочные повороты сюжета? Сказка смешалась с реальностью, и разобраться, где правда, а где вымысел, сможет только очень искушённый читатель.Смертельно опасные, но забавные перипетии романа и приключения героев захватывают дух. Сюжетные линии книги пронизывает и объединяет центральный образ загадочной и сильной, ласковой и удивительно привлекательной Дивы — русской женщины, о которой мечтает большинство мужчин. Главное её качество — это колдовская сила любви, из-за которой, собственно, и разгорелся весь этот сыр-бор…

Карина Пьянкова , Карина Сергеевна Пьянкова , Сергей Трофимович Алексеев

Любовное фэнтези, любовно-фантастические романы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература / Современная проза