Под сенью исполинов

На этот раз она приготовилась к появлению синеватой дымки и держалась за связь с Ординатором всеми силами. Психосервер сконцентрировалась на нём, сфокусировала всё своё внимание на тонкой связи, на которую то и дело покушалась вездесущая сине-серая хмарь: клубящаяся, густая, теперь и с фиолетовыми венами далёких молний.

В очередной раз Рената осознала себя во плоти, на сером песке средь шершавых домов в решётчатых намордниках. Из множества окованных прямоугольных пастей, сквозь колышущиеся занавески по-прежнему тёк чужой цвет и лилось не предназначенное ей тепло. И всё так же мимо брели безликие тени, которые если и касались друг друга, то только чтобы обжечь нестерпимым холодом одиночества.

Но теперь руки Ренаты тяжелил прозрачный шар. Внутри него искрилось неживое, противное природе, исковерканное при рождении сознание.

Она держала в руках Ординатор.

Он тут же повёл, потянул её вперёд. Синеватая дымка расступалась, гонимая выскакивавшими из него искрами. Тени теперь не проходили насквозь, не сыпали инеем в душу, а пугливо сторонились вслед за вездесущей дымкой. Под ногами хрустел песок. Громко, ломко, словно бы частично состоял из крошащихся в пыль стеклышек.

Она шла и шла… Прекрати Рената переставлять ноги, то непременно упала бы — Ординатор тянул её за собой неумолимо.

Одна из искр неожиданно взвилась, похожая на новогоднюю огненную змейку, какие пускали они во дворе детьми, и устремилась вдаль, выше уродливых цветастым отчуждением домов. Ординатор больше не тянул. Остановившись, Рената следила за искрой взглядом.

Хмарь принимала причудливые формы, огрызалась, но неизменно отступала от мигающего в полёте огонька. И туда, где пролёг его путь, хмарь уже не возвращалась, отчего возникал свободно просматриваемый «тоннель». В какой-то момент вдали вдруг проступили скалы, а на них — перекошенный, придавленный огромным валуном модуль. Искра достигла его запылённых, выжженных светилом стен и потухла.

Вот оно.

Рената закрыла глаза, желая очнуться. Руки тяжелели, рождаемый холодным стеклянным шаром ток растекался под кожей всё дальше: её связь с Ординатором крепла.

Но очнуться не получилось. Перед собой она увидела выгнутую ударом стену модуля. Под ногами холодел белый песок: тяжёлый, текучий — босые стопы утопали в нём по щиколотку. Над головой чернело ночное небо, средь неподвижных звёзд, двумя мигающими огнями его пересекали «Герольды», летящие по параллельной орбите.

Неожиданно она увидела юношу: беловолосого, почти нагого, с автоматом за спиной. Он что-то усердно, спешно волок по песку, приближаясь к покорёженному модулю. Или даже кого-то… Рената присмотрелась и увидела женщину… рыжую, худенькую…

Рената бросилась было на помощь, но не смогла сдвинуться с места — не позволил шар. Она словно оказалась прикована руками к невидимому столбу — могла ходить вокруг, но не отдалиться. Рената попробовала закричать. Впустую — здесь звучал только песок.

Ещё пара секунд, и кричать уже было некому. Парень вволок бессознательную жертву в шлюз покорёженного модуля…

Неподъёмная тяжесть вдруг опустила плечи Ренаты; белый песок громко хрустнул и обдал холодом нагие колени — снег, ни дать, ни взять… Её тянуло вниз. В руках больше не искрился шар, связь трещала, как канаты подвесного моста, на который взвалили слишком большой вес. Рената сама рвала связь, но отчего-то стоило ей это чересчур больших усилий.

Она видела его, стоящего в нескольких шагах впереди. Увидела краем глаза, исподлобья, но головы не подняла. Десантник протягивал к ней могучие руки, в которых кровью сочился крошечный свёрток.

* * *

Оставшись в одиночестве, Трипольский провалился в текст. Брошенная вслед Павлову фраза эхом отзывалась где-то в подкорке, Алексей ощущал себя неуютно, постоянно ёрзал в ставшем будто бы тесном кресле.

Периодически выскакивало настырное оповещение об ошибке. Было ясно, что ЭВМ агонизирует, но определить точно сколько ещё ему осталось Фарадей не мог. Плюс-минус трамвайная остановка, как выражался седой ветеран-кадровик.

И оттого Алексей спешил. Горбился, щурился на один глаз и покусывал губу. Вскоре руки уже тряслись настолько, что пальцы перестали попадать по нужным секторам интерпанели; он подался вперёд, придавливая весом злополучную тряску.

Вскоре он выявил весьма любопытный момент: путь, которым дважды проходили их предшественники — и команда Кислых, и отряд Иконникова — совершенно точно пролегал мимо видневшегося на скале, придавленного валуном модуля. Но притом Трипольский не нашёл о нём даже малейшего упоминания…

Зато чего хватало, так это упоминаний о вериго. Добравшись-таки до подробного описания чудовища, Фарадей замер. Окаменел, превратился вдруг в изваяние, одним лишь живым взглядом бегая по строкам. Даже руки перестали трястись. Губы парня кривились: поначалу просто в скептической ухмылке, а спустя минуту к ней примешалась и презрение.

— Чушь!.. — фыркнул он, всплеснул руками, скрестил их на груди и вжался в спинку неудобного кресла. Крылья горбатого носа раздулись, дыхание то и дело замирало — негодование прямо-таки душило Алексея.