Лодка скользит под мостом Маргит. Справа — подсвеченная Будайская крепость. Слева — на куполе Парламента — рдеет звезда. Впереди сверкающая гирлянда Цепного моста.
Девушка стоит позади Киша, держась за его плечи.
— Ты ведь волшебник, я угадала?
Киш бросает взгляд на освещенную приборную доску.
— Да, конечно.
Он целует девушке руку.
Седовласая женщина под его рукой билась в конвульсиях.
Он не желает отгонять воспоминания. Если жить, так уж жить с воспоминаниями.
— Конечно же, я — волшебник, — кивает головой Йован Киш.
Майор Сабадош откидывается на спинку кресла за столом директора музея.
Жара стоит невероятная.
Рубашка у майора на спине вся пропиталась потом.
Врач и эксперты-техники уже закончили свою работу. Тела увезли.
Майор Сабадош не надеется найти отпечатки пальцев. Собака не взяла след. Жертвы были связаны рукой профессионала. Обоих прикончили одним-единственным, точным ударом ножа. Охранная сигнализация размонтирована.
Здесь поработали профессионалы. А профессионалы следов не оставляют.
— Знать бы только, почему их убили?
Старший лейтенант Гали не отвечает на вопрос. Он тоже не знает.
Майор Сабадош всегда докапывается до необъяснимого. То, что не поддается объяснению, означает ошибку в расчетах преступника.
Совершено ограбление музея. Администратор и его жена связаны. Рты залеплены пластырем.
До сих пор все понятно.
Но почему они были убиты?
Это не понятно.
Сабадош интуитивно чувствует: вся надежда на то, что преступники совершили ошибку.
— Возможно, жертвы увидели что-то, чего не должны были видеть, — рискует высказать предположение старший лейтенант Гали.
Старшему лейтенанту тридцать один год. Он настолько смуглый, что многие принимают его за цыгана. Хотя он не цыган. Отец у него — философ.
Майор Сабадош качает головой.
Нет, здесь работали так, что старики ничего не могли увидеть.
Сабадошу пятьдесят четыре года. Он даже при желании не сумел бы перечесть все случаи грабежей и убийств, расследованные им за долгую жизнь.
По всей вероятности, преступник действовал не в одиночку. Даже более чем вероятно, что он был не один.
В таких случаях начинайте расследование «от печки», поучал их старший группы. Если понадобится, проделайте это пять или десять раз. Сабадош тогда был новичком.
Майор Сабадош весит шестьдесят один килограмм. Его тонких светлых волос пока еще не коснулась седина. За день он выкуривает до полусотни сигарет. Иной раз даже больше.
Фактор времени. За то время, пока они заново проделают рутинное расследование, глядишь, что-нибудь еще произойдет.
Однако майор Сабадош на сей раз не верит в спасительный фактор времени. Сам не знает почему, но не верит.
— Кто там, в коридоре?
— Директор музея и эксперт, приглашенный из Будапешта. И музейный смотритель. Этот утверждает, будто заметил нечто подозрительное.
— Сколько ему лет?
— Под семьдесят.
Майор вытирает потный лоб.
Когда на улице машиной сбивает человека, десяток очевидцев по-своему излагают происшествие, и все говорят вразнобой.
А тут семидесятилетний старик, который, видите ли, что-то заметил.
— Начнем с музейных работников.
Директор музея — сухощавый молодой человек. Носит очки в четыре диоптрии, поэтому движения его неуверенны.
Шесть лет назад он окончил университет.
Директор просит извинить, что говорит сбивчиво и что голос у него срывается. Это он обнаружил трупы.
Столичный эксперт, несмотря на жару, в пиджаке и при галстуке. Этот не видел трупы убитых.
Майор Сабадош задает вопрос относительно ценности похищенных статуэток.
Директор в отчаянии разводит руками. Он не искусствовед, а археолог. Оценить стоимость похищенного не.
Эксперт поправляет галстук. Ощущая лежащее на нем бремя ответственности, откашливается, прежде чем заговорить.
— Я принимал участие в подборе экспонатов выставки. Поэтому материал мне более-менее знаком. Разумеется, необходимо проконсультироваться с коллегами. Сам-то я специалист по египетской терракоте.
— Тогда скажите о том, в чем сведущи.
— Полагаю, не будет большой ошибки прибегнуть к обобщениям. И, разумеется, я должен буду проверить свои утверждения.
Он снова откашливается.
— Характерная особенность выставки заключается в том, что ни один из экспонатов не представляет собой уникальной ценности. К примеру, терракотовых скульптурок существует великое множество. Отдельные экземпляры нелегко отличить друг от друга. Это ведь не «Мона Лиза» или полотно Рембрандта. Пользуясь современной терминологией, их можно назвать произведениями декоративно-прикладного искусства. Хотя в сущности это не так. Думаю, сказанное можно отнести также к индийскому, бирманскому и мексиканскому разделам. Конечно, категорически утверждать я не берусь.
— Иными словами, сбыть эти предметы значительно проще, чем всемирно известное произведение живописи.
— Предположительно так.
Сержант передает майору Сабадошу отпечатанное на машинке донесение.
С рассвета нынешнего дня более шестисот иностранных граждан покинули, пределы Венгрии. Подробный список прилагается.