Под сенью смерти

Откуда этой девчонке знать, кто такие социал-демократы!

— Я выколол ему глаза. Ножом.

— Замолчи!

Девушка в белом склоняется над перилами. Ее сотрясает приступ рвоты.

Йован Киш глушит моторы. Смачивает водой полотенце и вытирает девушке лицо.

Смешивает очередной коктейль.

Он уже протрезвел.

Девушка с отвращением отталкивает стакан. Киш ударяет ее по щекам. Расслабленной ладонью, чтобы не было больно.

— Пей. Вот увидишь, полегчает.

Девушка пьет. Взгляд у нее невидящий, остекленелый. Йован Киш легко поднимает девушку и несет в каюту.

Расстегивает молнию на спине. Стаскивает с нее мятое белое платье.

Девушка засыпает. Киш укрывает ее пледом.

Он сбрасывает с себя одежду. Ночь стоит теплая. Киш ставит лодку на якорь и головой вниз прыгает в воду. Течение здесь стремительнее, и его далеко относит. Лишь с трудом ему удается добраться до «Ласточки».

Он растирает тело полотенцем. Принимает снотворное. И ложится в постель рядом с девушкой.

Девушка кажется бесплотной.

Киш мгновенно проваливается в сон.

— Один из преступников — Милан Давчек, — докладывает старший лейтенант Гали. — Пятьдесят два года, югославский подданный, проживает в Белграде. Здесь остановился в гостинице «Мир».

— Вы уверены, что это он?

— Уверен. Портье опознал его по рисованному портрету. А потом мы показали портрет смотрителю музея. Тот клянется-божится, что это он.

— С Белградом связались?

— Я продиктовал установочные данные. Белградские коллеги обещали ответить в течение часа.

В комнате душно. Даже вентилятор не помогает. Обстановка стандартная: письменный стол, диван и кресла для посетителей, несгораемый шкаф для документов. На стене картина маслом: вид Балатона. Майор Сабадош большой любитель живописи.

— Какой образ жизни ведет этот Давчек?

— Не отличается от большинства туристов. Прогуливается по городу, щелкает фотоаппаратом, валяется на пляже.

— Сколько людей его пасут?

— Трое. С машиной.

— Удвойте «эскорт».

Из Белграда звонят через двадцать минут.

— Я говорю по поручению подполковника Вукетича, — раздается в трубке венгерская речь. — Милан Давчек трижды судим за кражу со взломом. Но за последние годы компрометирующих данных на него не имеем.

— Профессионал?

— Да. Он всегда попадал под подозрение в крупных делах. Даже когда его участие оставалось не доказанным. Он — специалист по особо сложным системам охранной сигнализации.

Для того чтобы проникнуть в музей в Сентэндре, не нужно быть техническим гением.

— Давчек никогда не участвовал в преступлениях с применением насилия.

В музее Сентэндре убиты двое. Рецидивист, которому уже за пятьдесят, не меняет своих привычек. Напротив, он привержен им больше, чем человек любой другой профессии.

Ведь преступления — это и есть его профессия.

Майора Сабадоша не смущает, что многие детали не вписываются в общую картину. Со временем все станет на свои места. Если бы не смотритель музея, они до сих пор блуждали бы в потемках.

— А второй?

— По имеющемуся описанию нам не удалось установить его личность. Мы продолжаем поиски.

Это не совсем правда.

Подполковник Вукетич знает человека, который соответствует описанию. Очень хорошо знает. Ведь Йован Киш был его подчиненным.

Подполковник знает также, что Киш пересек венгерскую границу. Он сам дал указание обыскать лодку Киша.

Вукетич вот уже четыре года как установил слежку за Йованом Кишем. И без всякого результата.

Он полагает, венгров об этом пока что не стоит информировать.

— Придайте группе наблюдения не две, а три машины, — говорит майор Сабадош старшему лейтенанту Гали. — И среди задействованных агентов должны быть женщины.

Через два дня Йован Киш снова отправляется на пляж.

Жара не спадает. Пляж переполнен до отказа. Меж деревьев подрагивает разогретый воздух.

Киш приветствует Давчека как старого знакомого. Расстилает рядом с ним свой синий купальный халат. Лицо Давчека лоснится от крема для загара. Он очень взвинчен.

— Я на пределе. Надо смываться, пока не поздно…

— Тихо! — одергивает его Киш.

Давчек не решается высказать свои подозрения: ему кажется, что за ним следят.

Минут двадцать они лежат молча. Давчек обливается потом.

Затем Киш приглашает Давчека выпить с ним за компанию.

Они идут к «Гранд-отелю» по асфальтированной, окаймленной кустами дорожке. Киш замечает увязавшегося за ними молодого человека. Джинсы, голубая майка, в руке — свернутая трубочкой газета.

Отойдя от пляжа метров двести, Йован Киш внезапно останавливается.

— Взгляните, какой великолепный платан!

Давчек не может взять в толк, с чего это Киш вдруг заинтересовался платаном.

— В Нови-Саде к Дунаю вела платановая аллея. В войну топить было нечем, и все платаны повырубили.

Киш видит, что молодой человек тоже останавливается. Похлопывает по ноге свернутой газетой, с безразличным видом осматривается по сторонам.

Не ахти какой находчивый, думает Киш.

— Все-то у вас война на уме, — буркает Давчек. Йован Киш согласно кивает.

Что правда, то правда. Он сжился с воспоминаниями о войне.

У очередного перекрестка молодой человек сворачивает. Из-за кустов появляется средних лет женщина в темных очках.