Что касается священника, то он каждый день, по вечерам запирался в своей кельи и разгадывал древнее проклятие, пытаясь отыскать к нему ключ, чтобы прекратить бессмысленную бойню дельфинов. Лишь он один догадывался о разгадке тайны. Но однажды он узнал, сидя в пабе, за кружкой хмельного пива, что во время первого нападения, когда группа викингов сражалась во тьме, при шторме, с приплывшим монстром, рубя его многочисленные щупальца, одно таинственное, израненное, но всё ещё живое существо ушло обратно в море. Это обстоятельство и таинственный рассказ Оливии о гибели Робертсона, его натолкнули на мысль, что Олаф не погиб. Он лишь приобрёл другое тело, возможно, поменялось его сознание, так как душа, всё ещё страждущая, любящая, не способная забыть, навечно поселилась в чёрном морском звере. Теперь для него было понятно, почему утром, на следующий день, на берегу были обнаружены не ужасные щупальца чудовища, а тела гринд, обычных дельфинов, животных, схожих размерами с человеком, обладающих такими же лёгкими, как и он, и имеющих такое же сердце. «Любовь нельзя убить, – говорил Натан много раз, но его не слушали, – Лишь любящее сердце спасётся, – говорил он, но его обходили стороной». Потому что люди, заражённые ядом проклятия, но всё ещё живые, отчаянно сражались со злом, видя в безобидных животных посланцев зловещего монстра. Яд ослепил их, одурманил сознание, обратив их в вечных мстителей. Если бы им удалось избавиться от страха, удерживающего их свободу мыслить, то они бы очнулись от цепких лап невидимого монстра. Но, увы, страх присущ каждому человеку, он им управляет, он погоняет им, навеки поселившись в его мозговую оболочку, словно вредоносный клещ.
Заметив их физиологическое сходство, человека и гринды, Натан начал, с настойчивостью учёного и терпением рыбака, изучать дельфинов, этих свободолюбивых животных. Среди, стародавних легенд и мифов, собранных им из различных древних пергаментов, полученных от моряков, побывавших в других землях, он обнаружил крайне интересные сведения. В христианской символике считалось, что дельфин являлся символом Иисуса Христа, как творца и спасителя. Дельфин, изображённый, с якорем или кораблём олицетворял церковь, Христову церковь. Дельфин, пронзённый трезубцем или прикованный к якорю, означал распятого Христа, а стало быть, он был мучеником – страдал за грехи людей.
Натан попросил одного из умельцев по дереву, того самого, что изваял образ Христа, вырезать фигуру дельфина, пронзённого мечом. Эту фигуру дельфина, как символ мученика, он прикрепил к одной из стен в церкви. Но прихожанам эта затея и образ животного, в чём они видели зло, приплывающее к ним каждый год, запротестовали, и священнику пришлось снять этот образ со стены. Но он не отказался от своего намерения. Он хотел, чтобы люди прозрели, чтобы они увидели то, что видел он. Люди не верили его рассказу о том, как Олаф и его воины, съев пирог с мясом неизвестной чёрной рыбы, превратились в дельфинов. Некоторые люди, одни из тех практичных и ни во что не верящих, разве что только в урожаи, фермеров, решили проверить и доказать на деле слова священника. Во-первых, они обыскали то самое озеро на острове Сандой и ничего там не нашли, никакой чёрной таинственной рыбы там не водилось. Это была хитрая уловка ведьмы, решили они. Во-вторых, эти правдоискатели вспомнили, что пирог ели все, тогда почему же не отравились другие люди. Эти выводы легли в основу безжалостного вердикта людского суда над священником – ему не поверили, к нему не прислушались, и посчитали его россказни пустыми домыслами, всплывающими в его больном и утомлённом потерей племянницы, сознании. Таким образом, он остался один в своём не затухающем горе, ибо он считал своим долгом перед богом, раскрыть то древнее зло, которое было пробуждено и ожило благодаря Оливии и тайным засекреченным записям проклятия, чтобы люди пробудили в себе милосердие, потеряв раз и навсегда чувство мести.
Натан перенёс изваяние дельфина в кладовку, но, заметив, что оно покрылось налётом багрового оттенка, возможно из-за подземного слива дождей, попавших туда, он перенёс его на остров Сандой в храм Тора, которому всё ещё поклонялись викинги. Там он расположил деревянного темно-красного дельфина за шкурами, укрыв от человеческих глаз до лучших времён. Сходство багрового оттенка, образовавшееся на дельфине, ужаснуло его. Оно напомнило ему человеческую кровь. Викинги не замечали деревянного дельфина, а Натан каждый раз, когда навещал храм, с любознательностью первооткрывателя всматривался в его образ: не потемнело ли оно, не добавилось ли в нём большего цвета, схожего с кровью?
Несмотря на то, что прихожан у него не убавилось, он всё равно продолжал, хоть и в меньшей степени, рассказывать о связи дельфинов и людей. На проповедях, каждый четверг он объяснял прихожанам, что дельфин – это звено, между земным и небесным.