– Теперь, когда ты защищён Господом, я поведаю тебе нашу семейную тайну. Я расскажу тебе о проклятии чёрной рыбы.
– Что это за рыба? Я видел её?
– Не думаю, что её видел кто-нибудь из живых, и лучше о ней никому не знать. Она, как судьба, появляется в нашей жизни по своему желанию. Она знала многих людей.
– Сколько же ей лет? – спросил Сигар.
– Она настолько древняя, насколько стар человеческий род, – ответил Натан. Он вынул из деревянной коробки свернутую овечью шкуру и развернул полотно.
– Что это?
– Это рисунок.
Сигар внимательно посмотрел на портрет молодой женщины.
– Она очень красива, – заметил мальчик.
– Когда-нибудь ты узнаешь её.
– А это что? – спросил Сигар, разглядывая текст, написанный на обратной стороне полотна. – Ты обещал научить меня читать.
– Я научу тебя читать и писать.
– Это написала молодая женщина, изображённая на портрете. А продиктовал ей этот стих её младший брат, которого все считали сумасшедшим.
– А что значит «сумасшедшим»?
– Я не знаю. Ты сам это узнаешь. Потому что в этих строках, написанных нетвёрдой рукой, хранится ключ к проклятию. Он сумел предвидеть, а его все считали сумасшедшим. Он был тем письмом, через которое бог послал нам спасение – ключ к древней тайне. Когда-нибудь ты его разгадаешь.
Шли годы, столетия, одно поколение Олафов сменялось на другое, тайна и зашифрованная разгадка к ней передавалась по наследству – от священника уходящего к священнику приходящему. Храм Тора, воздвигнутый когда-то викингами на острове Сандой, сменился на церковь, которая по-прежнему хранит свои тайны из прошлого, неся свой крест всем живущим.
Глава 54
Наше время. За столиком у окна сидел пожилой мужчина, старый рыбак, завзятый охотник. Перед ним стояла порожняя кружка пива. Старый морской волк, свесив голову, дремал. В дверь паба вошли двое: долговязый старик и молодой человек. Женщина, работающая барменом, бросила оживлённый взгляд на старика.
– Это вы, отче. Что вас привело к нам в столь ранний час? – спросила женщина, она косо, с любопытством оглядывала вошедшего молодого человека.
– Это мой приятель, журналист, – ответил Даниэль, он прибыл ко мне в гости из Копенгагена.
– По работе или как? – спросила женщина.
– Пишет статью о нашей традиции.
– А, ясно. К нам многие приезжают. По большей части из Гринписа.
– Нам, пожалуйста, две кружки, – сказал Даниэль. – Пиво здесь особое, его вкус неповторим, – он бросил косой взгляд в сторону женщины.
Они оба сели за столик. Спустя минуту, перед ними появились кружки пива с белой шапочкой пены.
– Он долго здесь? – спросил Даниэль, указывая в сторону дремавшего старика.
– С позднего вечера, – ответила женщина. – Всё боится пропустить охоту. Сегодня ведь двадцать девятое июля. День святого Олафа. Ребята ждали этого дня целый год. Мой сын достиг восемнадцатилетия. Он несколько дней готовился к традиции.
– И где же он? – спросил пастор.
– Где-то с друзьями на скалах или в лодке – в поиске стаи гринд, – ответила женщина.
– Так ты говоришь, что он дремал здесь всю ночь? Не мешало бы кружку у него забрать из под носа, а то ненароком голову разобьёт о неё.
– А это не первая кружка пива, – ответила женщина. – Пятая или шестая, я и сама сбилась.
– Куда он девает столько жидкости?
– Его желудок бесконечен для пива. Бегает во двор, а потом обратно возвращается, и просит кружку свежего пива, – пояснила женщина. Она подошла к стойке, и скрылась за ней.
– Вот, Флетт, сегодня вы все увидите, собственными глазами, как эти юные мужчины будут сражаться со стаей безобидных дельфинов, не сделавших никому дурное, – сказал Даниэль.
– Так вы утверждаете, что вы и есть потомок того самого святого Олафа – короля викингов, поселившихся здесь ещё в девятом веке? Но тогда над загадкой древнего проклятия, о котором вы мне рассказывали всю ночь, бились десятки ваших родственников – поколения Олафа. Почему же вы до сих пор не подошли к её разгадке, ведь, как вы утверждаете, в ваших руках есть ключ?
– Это, верно, так говорил мой отец, передавая мне эту тайну, делая меня невольным соучастником всех этих кровавых событий. Но что я могу с этим грузом, давящим на меня, поделать. Это проклятие нашего рода. Люди не верят мне, а я устал оправдываться. Надеюсь, что я умру, и этим прервётся наш род и исчезнет тайна.
– Но ведь убийства гринд не прекратятся.
Священник кивнул головой.
– Значит, найдутся другие, которые будут помнить.
– У вас ведь нет наследников? – спросил журналист.
– Нет, я последний из рода. Но в проклятии не сказано о роде Олафа.
– Я помню. Это слова ведьмы, кажется, её звали Оливия.
– Вы правы.
– Я всё записываю.
– Даже если вы это напечатаете, вам всё равно никто не поверит. Всё это выглядит слишком…
– Слишком, мистически, – добавил Флетт.
– Вот именно, нереально. Я и сам порой не верю в это, если бы не старинный портрет с надписью. Но кто знает, в чём разница между реальностью и мистикой. Вон, люди до сих пор ходят в мою церковь и молятся Христу, хотя ни разу живым его не видели и не слышали.
– Почему не верите?