Под сетью

Мне не хотелось начинать с письма Сэди. Я выбрал письмо с лондонским штемпелем, надписанное незнакомой рукой, и вскрыл его. Оно было от Лефти. Я прочел его несколько раз, читал и улыбался. Лефти писал в изящном, немного риторическом стиле, со скобками, двоеточиями и точками с запятой. Первый абзац был посвящен нашей ночи на Темзе: по словам Лефти, для него это был сон в летнюю ночь; он выражал надежду, что не показал себя совершенным ослом. Видимо, он помнил, что болтал несуразицу. Дальше шли сожаления о том, что я, как он слышал, был болен. Он приглашал меня к себе, когда мне станет лучше; если я пожелаю заняться политической работой, он будет рад, но зайти он меня просит в любом случае; ведь жизнь в конце концов - это не только политика, разве не так? Письмо произвело на меня хорошее впечатление; и хотя в искренности последних слов я сомневался, все же чувствовалось, что я имею дело с порядочным человеком.

Я сунул письмо в карман и занялся бандеролью. Уже раньше я успел заметить, что она из Франции. Я стал сдирать обложку. В ней оказался экземпляр "Nous les vainqueurs" с надписью ровным почерком Жан-Пьера в самом что ни на есть галльском стиле. Я смотрел на книгу не без волнения. Потом достал перочинный нож и разрезал первые страницы. Не успел я опомниться, как дочитал до страницы пятой. Впечатление было поразительное. Жан-Пьер всегда был искусным рассказчиком, но тут я сразу почувствовал нечто большее. Слог стал суше, манера была уверенная, ритм неспешный и плавный, Что-то изменилось. Начиная роман, как бы открываешь дверь в туманный простор; еще почти ничего не видно, но уже слышишь запах земли, чувствуешь ветер. Сейчас я почувствовал ветер с первых же страниц - ветер сильный и вкусный. Для начала неплохо, сказал я себе. Что-то изменилось, что именно - в этом мы еще успеем разобраться. Я посмотрел на имя Жан-Пьера на обложке и впервые подумал, что, может быть, мы с ним еще потягаемся. Но, поймав себя на этой мысли, я покачал головой и отложил книгу.

Потом я взял письмо с ирландской маркой - почерк был мне незнаком. В конверте оказалась коротенькая, почти неразборчивая записка. Я долго не мог понять, что это письмо от Финна. А когда наконец разобрал подпись, то испытал досаду и огорчение. Как ни странно, я еще ни разу не получал от Финна писем. Когда нам случалось разъезжаться, мы общались по телефону либо слали телеграммы; некоторые мои знакомые даже выдвигали когда-то теорию, что Финн не умеет писать. Сейчас я прочел:

"Дорогой Джейк!

Прости, что уехал, не повидавшись с тобой. Ты тогда как раз был в Париже. Я решил, что пора возвращаться, потому что оказались деньги. Ты ведь знаешь, я уже давно подумывал о том, что нужно бы вернуться. Я буду в Дублине, и меня всегда можно найти через бар "Жемчужина". Они, кажется, пересыпают письма, а жилья у меня еще нет. Надеюсь повидаться с тобой, когда ты приедешь на Изумрудный остров. Привет Дэйвиду.

Твой П.О'Финни".

Это письмо расстроило меня чрезвычайно, и я воскликнул:

- Финн уехал в Ирландию!

- Я знаю, - сказала миссис Тинкхем.

- Знаете? - вскричал я. - Откуда?

- Он сам мне сказал.

Мысль, что Финн мог выбрать миссис Тинкхем в наперсницы, только тут осенила меня и мгновенно из возможности превратилась в вероятность.

- Он сказал вам об этом перед самым отъездом?

- Да. И раньше говорил. Он, должно быть, и вам говорил, что хочет вернуться?

- Говорил, теперь я припоминаю, но я ему не верил. - Почему-то эта фраза прозвучала знакомо. - Я болван, - сказал я. Миссис Тинкхем не стала спорить.

- У него были какие-нибудь особые причины для отъезда? - Я грустил и негодовал, что приходится расспрашивать миссис Тинкхем насчет Финна, но мне нужно было хоть что-то узнать. Я заглянул в ее старое невозмутимое лицо. Она выпускала изо рта колечки дыма; и я понял, что она ничего мне не скажет.

- Просто, наверно, потянуло домой, - сказала миссис Тинкхем. - Скорее всего, захотел повидать кого-нибудь. Ну и, конечно, религия, - добавила она туманно.

Я опустил глаза и ощутил у себя на лбу легкий нажим - пристальный взгляд миссис Тинкхем и десятка кошек. Мне стало стыдно - стыдно, что я расстался с Финном, что я так мало знал о нем, что представлял себе все так, как мне хотелось, а не как было на самом деле.

- В общем, он уехал, - сказал я.

- Вы увидитесь с ним в Дублине, - сказала миссис Тинкхем.

Я попробовал вообразить такую встречу - Финн дома, а я у него в гостях - и покачал головой.

- Не выйдет, - сказал я и не сомневался, что миссис Тинкхем поняла.

- Никогда не знаешь, что захочется сделать, когда придет время, произнесла миссис Тинкхем тем неопределенным тоном, каким она изрекает все эти свои сентенции, может быть, исполненные глубокой мудрости, а может быть, и бессмысленные. Я быстро взглянул на нее. Радио все бормотало еле слышно, и папиросный дым висел между нами, как занавес, чуть колыхаясь в медленных волнах летнего воздуха. Она поморгала, и зрачки у нее стали узкие, как вертикальные щелки.

- Ну что ж, посмотрим, - сказал я.

- Лучше этого не скажешь, верно, голубчик? - отозвалась миссис Тинкхем.