Под сетью

К концу нашего разговора она положила руку мне на плечо, так что ей были видны ее часы, и я заметил, что время от времени она скользит по ним взглядом. Это меня взбесило.

— Перестань смотреть на часы! — сказал я. — Ты меня не видела несколько лет. Неужели ты не можешь уделить мне немного времени?

Я догадался, что очень скоро Анна намерена прервать наш tête-à-tête. Встреча наша шла по расписанию, о котором она ни на секунду не забывала. Вся жизнь Анны шла по расписанию; без часов она пропала бы, как монахиня. Я схватил запястье с часами и сжимал, пока она не стала морщиться от боли. Теперь она смотрела на меня пристально, тем ясным, вызывающим взглядом, который я помнил и любил с давних пор. Так мы с минуту глядели друг на друга. Мы хорошо друг друга знали. Я не выпустил ее рук, но ослабил хватку и поцеловал ее. Тело ее опять затвердело, но теперь было так, словно от меня ему передалась какая-то сила, и оно, как жесткая ракета, за которую я цеплялся, стремительно неслось в пространстве. Я целовал ее напрягшуюся шею и плечо.

— Джейк, мне больно, — сказала Анна.

Я отпустил ее и без сил лежал у нее на груди. Она гладила меня по волосам. Мы долго лежали молча. Вселенная отдыхала, как большая птица.

— Сейчас ты скажешь, что мне надо уходить, — сказал я.

— Да. Вернее, мне самой надо уходить. Встань, пожалуйста.

Я поднялся с таким чувством, точно восстал от сна, и посмотрел на Анну. Она лежала среди пестрого хлама, как сказочная принцесса, свалившаяся с трона. Грудь и бедра тонули в шелках. Длинные волосы растрепались. Минуту она лежала неподвижно, и даже по выгнувшейся в подъеме ноге было видно, что она ощущает мой взгляд.

— Где твоя корона? — спросил я.

Анна порылась в груде шелков и извлекла золоченую корону. Мы рассмеялись. Я помог ей встать, и мы смахнули с ее платья крошки мишуры, золотую пыль и блестки.

Пока Анна причесывалась, я бродил по комнате и все разглядывал. Мне сразу стало легко. Я знал, что еще увижусь с Анной.

— Объясни мне, что это за театр, — сказал я. — Кто здесь играет?

— Главным образом любители. Все мои знакомые. Но тут нужна совсем особая техника.

— Да, я это понял.

Анна быстро оглянулась на меня.

— Так ты входил в театр?

— Да, на одну минуту. А разве нельзя? Зрелище очень внушительное. Это что-то индийское?

— Связь с Индией есть, но по существу это нечто самостоятельное. — Я видел, что Анна думает о другом.

— Вот этот предмет бутафории вам едва ли понадобится, — сказал я, указывая на «гром».

На всякий случай поясню, что «гром» — это тонкий металлический лист величиной в два-три квадратных ярда; если его тряхнуть, он и правда громыхает, как далекие раскаты грома. Я подошел к нему.

— Не трогай! — сказала Анна. — Да, мы его продадим.

— Анна, ты не шутила насчет своего пения?

— Нет, — сказала она. — Это безнравственно. — И опять у меня появилось странное чувство, что я вижу человека в плену у какой-то теории.

— Только очень простые вещи можно выразить без фальши, — добавила она.

— То, что я видел в театре, было не просто.

Анна развела руками.

— Зачем я тебе понадобилась?

Вопрос этот вернул меня на землю. Я ответил осторожно:

— Я хотел тебя видеть. Это ты знаешь. Но, кроме того, я должен решить, где мне жить. Может, ты мне посоветуешь. Здесь, наверно, мне нельзя поселиться? Где-нибудь на чердаке, например?

Анна поежилась.

— Нет, это невозможно.

Мы глядели друг на друга, быстро соображая.

— Когда я опять тебя увижу? — спросил я.

Лицо Анны стало жестким и отчужденным.

— Джейк, оставь меня на некоторое время в покое. Мне много о чем нужно подумать.

— Мне тоже. Могли бы подумать вместе.

Она улыбнулась бледной улыбкой.

— Если ты мне понадобишься, я тебя позову. Вполне вероятно, что так и будет.

— Надеюсь, — сказал я и записал ей на клочке бумаги адрес Дэйва. ― Предупреждаю, что если я не понадоблюсь долго, то явлюсь и без зова.

Анна опять смотрела на часы.

— Можно тебе написать? — спросил я. Опыт говорил мне, что если женщина сколько-нибудь заинтересована в том, чтобы сохранить свою власть над вами, то в этом она не откажет. Это связывает, не компрометируя. Анна, знавшая мое мнение на этот счет, как, впрочем, и насчет почти всех других предметов, внимательно поглядела на меня, и оба мы улыбнулись.

— Ну что ж, — сказала она. — Можешь писать на адрес театра.

Теперь она, легонько хмурясь, собирала свои вещи. Мне пришло в голову, что она озабочена тем, как бы незаметно выпроводить меня отсюда.

— Мне и сегодня негде спать, — сказал я (первая ложь). — Можно, я переночую здесь?

Анна опять бросила на меня внимательный взгляд, прикидывая, в какой мере я разгадал ее мысли. Помолчав, она сказала:

— Хорошо. И не провожай меня вниз. Только дай мне слово, что не будешь тут рыскать и завтра уйдешь рано утром.

Я дал слово.

— Посоветуй, где мне жить. Анна.

Я подумал, что раз она позволила мне переночевать в театре, то, может быть, смягчится и насчет чердака. Анна прибрала на столе и заперла ящики.