Под шепчущей дверью

Нэнси сидела и молчала. Хьюго ждал и не подталкивал ее к разговору. Чашка перед ней оставалась нетронутой. Спустя час (а может, и два) она встанет, так что стул с шумом пройдется по полу, и Хьюго скажет ей, что обязательно будет здесь, когда она окажется готова поговорить.

А потом она уйдет. И, возможно, придет сюда завтра или послезавтра, а может, пропустит день-два.

Нэнси сидела за столиком. Хьюго сидел напротив нее. Спустя час она встала.

Хьюго сказал:

– Я буду здесь. Всегда. Когда бы вы ни оказались готовы. Я буду здесь.

Она направилась к двери.

Конец.

Вот только Алан внезапно крикнул:

– Нэнси!

Лампочки в светильниках вспыхнули. Нэнси остановилась, ее рука лежала на дверной ручке.

– Нэнси! – снова крикнул Алан, и Уоллес замер на месте.

Нэнси, нахмурившись, повернулась на звук голоса Алана.

Алан прыгал вверх-вниз посреди чайной лавки, бешено размахивая руками, и снова и снова выкрикивал ее имя. Столики по обе стороны от него пришли в движение, словно кто-то налетел на них, чай выплеснулся из чашек, маффины полетели на пол.

– Какого черта? – спросил мужчина, глядя на свой столик. – Ты чувствуешь?

– Да, – ответила его спутница, молодая женщина с цвета розовой жвачки блеском на губах. – Потряхивает, верно? Почти как…

Столик снова подпрыгнул, когда Алан шагнул к Нэнси.

Пальцы Нэнси вцепились в ручку двери, так что побелели костяшки.

– Кто здесь? – спросила она, и все обернулись на звук ее голоса.

– Да, – пыхтел Алан. – Да. Здесь я. О боже, я здесь.

Послушайте меня, вам нужно…

Уоллес действовал, не раздумывая.

Только что он был неподвижным чайным кустом. А в следующее мгновение опять стоял перед Аланом и зажимал ему рот ладонью, так что зубы последнего скребли его ладонь.

– Прекрати, – прошипел он.

Алан боролся с ним, старался отпихнуть. Но Уоллес был крупнее, и хотя был худ как щепка, крепко держал его. Глаза Алана яростно сверкали поверх руки Уоллеса.

– С вами все хорошо? – спросила у Нэнси какая-то женщина, поворачиваясь на стуле и глядя на нее.

Нэнси не удостоила ее взглядом. Она продолжала смотреть в направлении Уоллеса и Алана, но по ней не было понятно, видит она их или нет. Она открыла было рот, словно собиралась что-то сказать, но потом покачала головой, прошла в дверь, и та захлопнулась за ней.

Алан продолжал вопить в затыкающую ему рот ладонь, а потом что было сил оттолкнул Уоллеса. Уоллес попятился и задел стул. Ножки стула прошлись по полу, и сидящий на нем мужчина дико огляделся по сторонам.

– Она услышала меня, – прорычал Алан. – Она услышала меня. Она может… – Не закончив фразы, он поспешил к двери.

Хьюго сказал:

– Если вы выйдете за дверь, то потеряете себя. И я не смогу вернуть вас в прежнее состояние.

Алан остановился, его грудь вздымалась.

Тишина заполнила все уголки и закоулки «Переправы Харона». Все медленно обернулись и уставились на Хьюго. Нельсон застонал, спрятав лицо в ладонях, Аполлон рычал на Алана.

– Верно! – радостно сказала Мэй. – Потому что если ты не допьешь чай, то остаток дня проведешь, переживая из-за своей потери. И мы не знаем, как можно будет исправить это, потому что нет ничего хуже остывшего и подогретого чая. Правильно я говорю, Хьюго?

Хьюго не ответил. Он не мигая смотрел на Алана.

– Ради всего святого, услышь его, – раздраженно проговорил Нельсон. – Я понимаю, со здравым смыслом ты не в ладу, но не будь идиотом. Тебе объяснили, что с тобой станется, если ты уйдешь. Тебе оно надо? Прекрасно. Иди. Но не жди, что кто-нибудь из нас примчится тебе на помощь.

Плечи Алана были выпрямлены и напряжены. Горло двигалось, словно он усиленно сглатывал, глаза были влажными и потерянными.

– Она слышала меня, – прошептал он.

– Послушайте! – громко возвестила Мэй. – Я вспомнила вдруг, что сегодня Национальный день бесплатного чая и булочек. И нам нужно отпраздновать его. Если кто хочет чашку чая или булочку за просто так, пусть подойдет ко мне, и я это устрою.

Тут почти все двинулись к стойке, и стулья заскрипели по полу. Что лучше: продолжать таращиться на странного владельца «Переправы Харона» или получить что-то задаром? Выбор был очевиден.

Наконец Алан сдался, хотя Уоллес по-прежнему чувствовал его гнев и отчаяние. Он развернулся, пошел в дальний угол лавки и встал там, прижав лоб к стене и дрожа.

– Оставьте его, – тихо сказал Нельсон. – Думаю, он скоро поймет, что все это значит. Дайте ему время. Он придет в себя. Я просто знаю это.

Нельсон оказался не прав.

* * *

Остаток дня прошел словно в тумане.

Алан так и стоял в углу. Он молчал. Нельсон оставил его в покое.

Мэй стояла за кассой, ее руки были сложены на груди, она наблюдала за происходящим, не прекращая этого занятия, когда кто-то подходил к стойке и что-то заказывал. Она улыбалась, но ее улыбка была принужденной и слабой.

Нельсон сидел в своем кресле с тростью на коленях, закрыв глаза и запрокинув голову.

Хьюго исчез на кухне, Аполлон потрусил следом, тихонько поскуливая. Уоллесу хотелось пойти за ними, но он не смог стронуться с места, его мозг лихорадочно работал.