Под скорбной луной

— Не помню. Я ведь говорил — мы лично не знакомы. Несчастье произошло примерно в то время, когда Гладстон подал в отставку с поста премьер-министра, а уже через два дня вернулся, поскольку консерваторы не смогли сформировать правительство. Хоутон тогда появился в палате общин с черной повязкой на рукаве, и представители обеих партий выражали ему соболезнования. По-моему, это было весной семьдесят третьего.

Стало быть, возвращение Гладстона заставило скорбящего Хоутона вновь приступить к исполнению своих парламентских обязанностей — возможно, даже раньше, чем ему того хотелось. Наверняка он был раздражен подобной необходимостью. Впрочем, сопоставить его тогдашние чувства с концепцией «блестящей изоляции» я не мог.

— Одним словом, — подвел итог Том, — Хоутон куда больше заинтересован в своих заводах и фабриках, чем в международных делах. Поэтому не думаю, что он как-то связан с «Лигой стюардов», если предположить, что она более-менее придерживается своих первоначальных взглядов.

— Он-то, может, и не связан, — возразил я, — зато один из Уилкинсов точно является членом «Лиги», а второй знаком с Хоутоном, так что…

— Вы сейчас пытаетесь пристроить вагоны к своему паровозу, — пожал плечами Том.

Я состроил гримасу, дав ему понять, что помню комментарий, который он как-то отпустил: мол, мы с ним оба пытаемся формировать составы в нужном нам порядке.

— Я могу разузнать насчет Хоутона, если вы считаете, что его фигура важна. Правда, сегодня не получится, — добавил он.

— Да, конечно. Шахта… Еще один вопрос, и я от вас отстану. Что вы можете сказать о предприятиях Хоутона?

Том потеребил прядь волос над ухом.

— Основное из них — фабрика металлообработки, основанная еще в начале века его дедом. Там производят все, начиная от кастрюль и сковородок до балок и мостовых конструкций. Продукция поставляется по всей Англии.

— Прибыльное дело, — заметил я.

— Еще какое!

— Ну что ж, тогда буду прощаться. — Я встал, хрустнув позвоночником, и застегнул пальто. — Да, насчет этого несчастья на шахте… Полагаете, газеты и в этом случае возложат вину на Братство?

— Никаких убедительных доказательств нет. Кто-то может запустить слух, однако шахтеры, с которыми я разговаривал, не подозревают диверсии. Да и динамита там не нашли. — Том печально покачал головой. — Похоже на несчастный случай. Так бывает…

— Если газеты начнут писать, что причиной взрыва мог стать динамит, можете ли вы заявить, что это далеко не факт? Что ирландцы совсем не обязательно причастны к катастрофе — во всяком случае, пока руководство шахты не будет знать виновного наверняка.

— Я буду писать правду, Корраван, — нахмурился Том, — впрочем, как и всегда.

— Я имею в виду оперативность. Общество должно узнать истину до того, как пойдут лживые слухи. Вы ведь знаете, какая сейчас обстановка. Наверняка слышали о протестах у кладбища в этот понедельник…

— Слышал, — скривился от отвращения репортер. — И не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: переговоры о самоуправлении забуксовали. Парламентарии хотят получить твердую уверенность, что НРБ не стоит за последними двумя катастрофами, после чего дискуссии возобновятся. Какой смысл запускать в парламенте процедуру голосования за автономию Ирландии, если предложение наверняка не наберет голосов?

У меня сжалось сердце.

— Печально… Кстати, я склоняюсь к тому, что Братство тут ни при чем.

Том покатал карандаш между пальцев.

— Я наведу справки насчет Хоутона.

Выйдя из его кабинета, я спустился по черной лестнице и вышел на улицу. Солнце уже выглядывало над крышами домов, но ни одного кэба поблизости не было.

Я отправился домой пешком, спотыкаясь на каждом шагу, словно выпил лишнего. Устал, чертовски устал… Самый короткий путь лежал по маленьким улочкам, извивающимся в северо-западном направлении. Лишь добравшись до широкой, залитой солнцем Шафтсбери-авеню, находившейся в нескольких минутах ходьбы от дома, я углядел одинокий кэб и тут же его подозвал. Выдернув страничку из блокнота, написал записку и вручил ее с парой шиллингов кэбмену.

— Отвезете в участок речной полиции.

— Слушаюсь, шеф!

Прикрикнув на лошадь, он развернул экипаж и тронулся в восточном направлении. Я продолжил свой путь, пересек еще две улицы и, едва перешагнув порог дома, рухнул в кровать.

Глава 27

Из глубокого тяжелого сна меня вырвал стук в дверь. Не в силах подняться, я начал вновь погружаться в дрему, и вдруг замок тихонько щелкнул. Заскрипели дверные петли, и я в мгновение ока выпрыгнул из кровати. Схватившись за дубинку, в одном нижнем белье беззвучно прокрался босиком на площадку над лестницей.

— Майкл? — послышался снизу голос Белинды.

Я перевел дух, разжал руку, и дубинка глухо ударилась о пол.

— Майкл… — повторила дрожащим от страха голосом Белинда.

— Я здесь, Бел. Только что проснулся. Сколько времени?

— Почти одиннадцать.

Выходит, я проспал два часа.

Белинда появилась у нижней ступеньки и глянула на меня из-под изогнутых полей модной синей шляпы. В руке она держала плотно набитую сумку.