- Он рассказывает, Капитон Иванович, - сказал дискантом кузнец, канонир Улиер, бессарабский цыган с громадной синей бородой, - он рассказывает анекдот про то, как он сам в рай попал.
- Это что-то для меня новое. Послушаю. Докладывай, Лепко. Начинай сначала.
Лепко блеснул карими глазами, воровато мигнул слушателям:
- Только, господин подпрапорщик, вы потом до меня ничего не имейте и не обижайтесь.
- Это почему?
- Потому, что тама, в этом анекдоте, есть за вас, господин подпрапорщик. Такой анекдот и ничего кроме.
- Хорошо. Пускай. Я позволяю.
Лепко вскочил на крышу блиндажа, устроил шашку между ногами, сбил фуражку еще более на ухо, облизал губы и с места в карьер начал резким, бабьим голосом:
- Пошел я, значится, в очередь дежурить на наблюдательный пункт, и тама вдруг налетает неприятельский снаряд, и меия в один счет тем неприятельским снарядом убивает на месте. Вот, значится, меня убивает на месте, и в сей же секунд подхватывают меня два ангела под руки, несут на небо и становят против самых райских врат. Ну, конечно, сейчас же выходит апостол Петр и спрашивает: "Что такое за шум, кто пришел?"
Я ему говорю: "Так и так, сего числа убитый на наблюдательном пункте младший фейерверкер шестьдесят четвертой артиллерийской бригады, первой батареи Лепко явился до вас в рай".
Он на меня посмотрел со всех сторон и говорит: "Иди обратно:
мы таких, как ты, мурлов, в рай не принимаем". - "Что это за такое "мурлов"? Как это может быть, что вы не принимаете?
Новое дело! Не имеете права! Когда я шел на действительную службу, нам батюшка говорил, что тот солдат, который службу свою аккуратно справлял, до своего непосредственного начальства имея уважение и потом погиб в доблестном бою за веру, царя и отечество, - тот солдат безусловно сразу принимается до вас в рай. Какой может быть вопрос?" А он меня все-таки не хотит пускать и говорит: "Я ничего не знаю. Я пойду сейчас доложу господу богу. Пусть, как он скажет". Хорошо. Вот апостол Петр пошел до бога, возвращается назад и говорит: "Можно. Господь бог говорит, что если который солдат действительно службу свою аккуратно сполнял, до своего непосредственного начальства имел уважение и потом погиб в доблестном бою за веру, царя и отечество, тот солдат безусловно сразу принимается до нас в рай. Заходи, пес с тобой! Только сапоги вытри, а то у нас чисто". Я, значится, вытер сапоги об траву и захожу в рай.
Ну, конечно, какой из себя рай, известно: безусловно чисто.
4 Сметья под ногами нет. А под ногами есть то самое синее небо, которое, если посмотреть от нас, с батареи, то приходится вверху. А оттуда обратно - как раз внизу. Такая вещь.
При этих словах Лепко посмотрел вверх. Следом за ним посмотрели задумчиво вверх и все остальные. Голубой купол майского неба накрывал землю. Солнце садилось за неприятельским расположением. Огненная пыль висела в воздухе. И сквозь эту слепящую пыль нежно светлела на горизонте рыбья косточка - развалины сморгоньского костела.
Ух, как памятен мне этот майский полесский вечер!
- Начал я, значится, ходить по раю, - продолжал Лепко, бросив озорной взгляд на подпрапорщика, - Гуляю час, гуляю два, гуляю три. Вокруг ходят разные прозрачные ангелы. Ничего. Только вдруг захотелось мне страшно ужасно кушать. Ничего нет смешного. А как вы думаете? С самой смерти ничего не ел. Вижу: идет мимо меня какой-то ихний архангел с огненным тесаком, - видать, дежурный по раю, - чи Гавриил, чи Михаил - Если с тесаком, значит, Михаил, - сказал дискантом цыган Улиер.
- Нехай Михаил. Вот я ему и говорю: "Слушайте: у вас тут какую-нибудь порцию выдают? Бо я сильно-таки голодный". А он мне и говорит: "Что вы, что вы! Какой вы необразованный солдат! Тут у нас не земля, а рай, и никто не кушает, потому что вокруг - вы видите? - одни только бесплотные духи, то же самое сказать - прозрачные". - "Ну, я там не знаю, что за бесплотные духи. Очень может быть. Только я лично хочу кушать. Не могу терпеть". "Не полагается". - "Как это "не полагается"? Ничего не знаю. Веди меня до господа бога". - "Хорошо". Приходим мы до самого ихнего бога. Ну, конечно, какой из себя бог - известно: сидит на таком вроде троне, и вокруг него кущи. "Что такое за шум? - спрашивает. - В чем дело?" Я ему говорю: "Так и так, не дают кушать, в чем дело?"